Кляча в белых тапочках
Шрифт:
Торопливо, чтобы Лазарчук не успел вклиниться в мою речь с очередным неуместным вопросом, я прервала разговор и выключила телефон, чтобы капитан не смог мне сразу же перезвонить. Побрела было обратно к дивану, но тут тихо скрипнула дверь, и я замерла на одной ноге посреди комнаты.
В потоке света появилась маленькая фигурка.
– Мама?
– Масянька! Ты откуда?
– От верблюда! – хохотнул в коридоре невидимый мне Моржик. – Ой, Колян, извини, я не имел в виду ничего такого…
– И Колян тут? – Я шагнула к двери и выглянула в коридор.
– Мама! – Малыш надул губы и горько
– Кыся, что это за нарост у тебя на голове? Похоже на крынку! Если это не естественное образование, сними его поскорее, не пугай ребенка! – сказал Колян, подхватывая на руки плачущего малыша.
Выдирая прилипшие к скотчу волосы, я стащила с головы пузырь с растаявшим льдом. Ребенок неуверенно улыбнулся, я протянула к нему руки:
– Колюша, иди к маме! Солнышко мое, я соскучилась!
– Отдай малыша, еще заразишь его! – испугался Колян.
– Чем? – удивилась я.
– Откуда я знаю? – Супруг рвал у меня из рук сынишку. Тот снова надул губы. – Чем ты там больна?
Я вопросительно взглянула на Ирку. Она развела руками:
– Я позвонила Коле, сказала, что ты заболела и останешься у меня, потому что дома за тобой не будет организован должный уход.
– А я сказал, что в таком случае должного ухода не получим и мы с Масяней, и Иришка любезно пригласила нас в гости! На пару-тройку дней, пока ты не оклемаешься! – радостно сообщил Колян. – А тут еще Моржик ходил вчера на рыбалку и принес кучу рыбы, нужно было помочь ее съесть…
– Помогли? – поинтересовалась я, принюхиваясь: по коридору отчетливо тянуло аппетитным запахом жареной рыбы.
– А как же! – Колян погладил по выпуклому животу сначала сынишку, потом себя самого.
– Ты проголодалась? Это хороший признак! – обрадовалась Ирка. – Пойдем на кухню, твои троглодиты не все съели, осталась рыба и для тебя.
– А нам больше ничего не дадут? – расстроился Колян.
– Есть гречневая каша и колбаса! – доложил из кухни Моржик. Судя по металлическому звяканью крышек, он срочно проинспектировал кастрюли.
– Ка! – с энтузиазмом воскликнул малыш.
– Он сказал: «Колбаса»! – перевел Колян.
– Разве? – усомнилась в точности перевода Ирка. – По-моему, «каша» звучало бы точно так же!
Посмеиваясь и обсуждая меню, мы прошли в кухню, расселись за большим столом и весело поужинали. А когда дело дошло до мытья грязной посуды, мужики переглянулись, и Моржик объявил:
– Ну, пора выгулять собаку!
– Ну, пора выгулять малыша! – подхватил Колян.
И только мы их и видели!
– Как твоя голова, лучше? – поинтересовалась Ирка, дождавшись, когда мужчины закроют за собой дверь. – Отлично. А теперь давай, рассказывай все по порядку!
И я поведала ей о событиях сегодняшнего дня, включая «вещий» сон и свои из него выводы.
– Хочешь не хочешь, а придется обо всем рассказать нашим мужикам, – вздохнув, подытожила мой рассказ Ирка.
– Зачем?
– Затем, что нам понадобится грубая мужская сила! Ты у нас сегодня на инвалидности, больная на голову, а я, хоть и не крошка-худышка, но и не экскаватор «Петушок»! – рявкнула Ирка, раздосадованная моей тупостью. – Думаешь, я не понимаю, что ты задумала? Очень хорошо понимаю, и вот что я тебе на это скажу: ты, конечно, можешь потихоньку сбежать посреди ночи и угнать мою машину, я даже могу оставить ключи в зажигании и положить в салон хорошую немецкую лопату, но лучше сделай так, как я говорю! Расскажи обо всем Коле и Моржику. Дорогуша, чтобы разрыть ту захоронку в спиногрызовском саду, понадобится пара крепких мужиков!
Кусочком горбушки Яков Акимыч аккуратно подобрал с тарелки остатки борщевой гущи, съел их вместе с хлебом, бросил в рот зубок чеснока для придания дыханию неповторимого устойчивого аромата, выпил компот, сыто крякнул и только после этого взглянул на кота, нервно царапающего когтями дверь на веранду.
– Опять гулеванить пойдешь? – поинтересовался Яков Акимыч.
Кот разинул пасть и требовательно, басом, мяукнул.
– Сейчас вместе пойдем, – пообещал ему хозяин.
По-прежнему неспешно – суетиться ему, сердечному больному с многолетним стажем, было крайне вредно, – Яков Акимыч собрал заплечный мешок, уложив в него войлочную подстилку, отрез полиэтиленовой пленки, фонарик и армейский бинокль. Надел старый лыжный костюм сына – непромокаемые теплые штаны-комбинезон и «дутую» куртку, вязаную шапочку и очки. В карман куртки положил пузырек нитроглицерина.
– Мя-а! – противным голосом напомнил о себе кот.
– Цыц, Васька! – строго сказал ему хозяин. – Не распускай язык!
Он выключил свет в кухне, и уже в темноте открыл дверь на летнюю веранду, спустился на лужайку и прошел к сараю, в развитие стародавнего земельного спора возведенному прямо на меже. С покатой крыши постройки открывался прекрасный вид на огород соседей Спиногрызовых.
Яков Акимович по приставной лестнице взобрался наверх, расстелил на влажном после прошедшего дождя рубероиде пленку, поверх нее – войлок, улегся животом на подстилку, надел очки, поднес к глазам бинокль и навел его на дальний край соседского участка. Картинка в окулярах была не ахти какая, для более или менее приличной видимости катастрофически не хватало света, но Якову Акимычу всего лишь и нужно было удостовериться, что в интересующем его квадрате со вчерашнего вечера никаких изменений не произошло. Убедившись в этом, он спокойно собрал бы свои манатки, слез с крыши и отправился домой пить сладкий, но жиденький чай, не оказывающий никакого негативного воздействия на сердечно-сосудистую систему. За неделю Яков Акимыч привык к этому ежевечернему ритуалу и был ему даже рад: как-никак, прогулка на свежем воздухе и немного необременительной физкультуры.
Однако на сей раз нехитрая вечерняя программа оказалась гораздо интереснее, чем обычно. Перед глазами вооруженного биноклем Якова Акимыча неожиданно предстали не мирные укропные грядки, а два бледных пятна, при должной фокусировке оптики оказавшихся парой восково-желтых рук с длинными загнутыми ногтями, испачканными землей.
Не ожидавший ничего подобного Яков Акимыч обмер и застыл, как горизонтально уложенный соляной столб. Кошмарные руки переместились правее, выйдя из зоны видимости, но Яков Акимыч не сразу нашел в себе силы поводить из стороны в сторону биноклем. Он и сам не знал, хочет ли увидеть эти страшные клешни еще раз!