Кляча в белых тапочках

Логунова Елена Ивановна

Катино умение бесплатно кататься в общественном транспорте вызывало у собратьев-бомжей зависть и уважение, вылившиеся в прозвище Самокат. В Катином репертуаре было около двух десятков маленьких театрализованных представлений, имевших целью халявное катание. Репертуар зависел от конкретных условий: вида транспортного средства, маршрута, времени суток и так далее.

На протяжении последней недели Катя с небольшими вариациями исполняла одно и то же представление, потому как ездила дважды в день рейсовым автобусом «Хутор Красноперечный – Екатеринодарский кооперативный рынок». Автобус был муниципальный, пенсионеры имели в нем право на бесплатный проезд,

поэтому Катя старательно «косила» под пенсионерку. Бродячая жизнь состарила ее так, что сорокавосьмилетняя тетка смотрелась семидесятилетней бабкой. Конечно, у нее не было и не предвиделось пенсионного удостоверения, но Самокат ловко морочила кондукторш, изображая жертву возрастной болезни – склероза. Мол, забывает она это удостоверение, что возьмешь со старой дуры! Выглядела Катя, спасибо копеечному клеенчатому дождевику, достаточно прилично, чтобы сойти за хуторскую бабку с нищенской пенсией. Вдобавок в поисках мифического удостоверения актриса суетливо выворачивала карманы, из которых вываливались пузырек с непонятными таблетками, свернутая в комочек сетка-«авоська», ключи от предполагаемого дома и одинокая шоколадная конфетка, которую «пенсионерка», жалко улыбаясь, тут же заискивающе предлагала кондукторше. Та, как правило, от гостинца отказывалась, так что «Первоклассница» верой и правдой служила Кате уже второй месяц.

Этим элементом реквизита Катя разжилась на городском кладбище – наиболее обжитом бомжами месте. Там всегда можно было пропитаться, чем бог пошлет, с могилок, выпить за упокой очередной отлетевшей души с безутешными родственниками и даже с относительным комфортом поспать на скамейке. Однако эти плюсы, на взгляд Кати, компенсировались минусами: ночными потасовками и бессовестным отъемом личного имущества. Вдобавок Самокат как представительница прекрасного пола в окружении подвыпивших мужиков не могла рассчитывать на спокойный и продолжительный сон, что ей очень не нравилось.

Подумав, изобретательная Катя нашла выход из этой ситуации. Поскольку она в отличие от своих собратьев по несчастью не была ограничена в перемещениях пешеходными маршрутами, Катя подобрала себе симпатичное и абсолютно незаселенное живыми душами кладбище в пригороде, а именно – в Приозерном.

Роскошная высокая ель с пушистыми лапами, шатром свисающими до земли, стала Катиной персональной однокомнатной квартирой. На честно заработанные на паперти деньги хозяйственная Катя купила на рынке десятиметровый отрез обыкновенной полиэтиленовой пленки и ежевечерне старательно окутывала ею свою еловую хижину для пущего тепла и защиты от атмосферных осадков.

Собственно нынешнее довольно раннее – в четвертом часу дня – Катино возвращение в родные кладбищенские пенаты было вызвано именно тем, что поутру, поспешая на рейсовый автобус в город, Самокат забыла снять с елки клеенку. Это демаскировало берлогу, а Кате вовсе не хотелось афишировать свое присутствие на погосте. Мало ли кому это не понравится…

Быстрым шагом пробежав напрямик через поля, Самокат подошла к кладбищу с тыла, поднялась на пригорок, еще свободный от могил, и сразу увидела «свою» ель. Клеенка никуда не делась, так и висела на ветвях.

На всякий случай хоронясь за стволами, Катя проследовала к своим апартаментам, поставила сумку и отработанным движением раскутала ель, намереваясь восстановить конструкцию после наступления темноты. Она свернула пленку, сунула рулон под шатер, и только тут увидела, что ее жилище оккупировано. На плотной подстилке из сухой хвои, утепленной слоем полиэтилена, укрывшись с головой несвежей простынкой, кто-то нагло дрых – не то мужик, не то баба, сквозь густой лапник не разберешь. Храпа не было слышно, но незваный гость не шевелился, хотя Катя только что довольно громко шуршала сматываемой клеенкой.

– Че разлегся, гад? – возмущенно зашептала бомжиха. – Куды в чужую квартиру влез, сволочь? А ну, вали отседова, пока цел!

Пригнувшись, Катя пролезла в свой еловый вигвам и бесцеремонно потрясла незваного гостя за плечо. Серая влажная простыня сползла, и Катя увидела под ней желто-синее и совершенно мертвое старушечье лицо с подвязанной бинтом нижней челюстью.

– Ой, матушки! – Попятившись, Катя продралась сквозь колючие ветки, схватила свою сумку и помчалась прочь, не разбирая дороги.

Бег ее был стремителен, но недолог: стоило испуганной Кате выскочить из-под сосен, как стоптанные до зеркальной гладкости подошвы старых туфель поскользнулись на сырой траве. Катя неудержимо понеслась вперед, в последний раз оправдывая говорящее прозвище Самокат, и со всего разгону ухнула в открытую могилу.

Сначала я почувствовала сырость и холод. Особенно мерзли ноги, и поэтому мне почему-то представилось, будто я долго плавала в бассейне, а потом вышла из него, забыв переобуться из шлепанцев в сапоги, и так поехала в автобусе домой. А на дворе зима, снегу по колено…

– Караул! Сапоги! – хриплым голосом, похожим на мой собственный не больше, чем Кинг-Конг на дрессированную мартышку шарманщика, каркнула я.

Сама себя испугалась и окончательно пришла в чувство. Ох, лучше бы и не приходила! Потому что это оказалось очень неприятное чувство, и оно было не одно: во-первых, у меня раскалывалась от боли голова, во-вторых, мучительно ныли руки, ноги и поясница – мокрые и заледеневшие. В-третьих, мне было жестко лежать, в-четвертых, тревожила мысль, а почему это я лежу и, собственно, где? В-пятых, в-шестых, в-седьмых…

Я открыла глаза и ничего не увидела. Перепугалась еще больше, дернулась и уткнулась лицом в сырую землю! Жуткая мысль о том, что я своего добилась, за что боролась, на то и напоролась, угодила-таки в могилу, причем заживо, молнией шарахнула меня прямо в мозжечок! Этот мощный электрический разряд оживил мои скованные трупным оцепенением члены, и я прямо из положения лежа на боку, шлепнув плавниками по холодной луже, вскочила в вертикальную стойку, да так и замерла на дрожащих ногах, покачиваясь и тупо глядя перед собой, как хворый суслик. Передо мной была отвесная стена, состоящая из разноцветных слоев почвы с тянущимися ко мне кривыми обрубками корней. Под ногами – сырой бетон, покрытая лужами площадка величиной с баскетбольную. Если это усыпальница, то уж очень просторная – просто братская могила для стада африканских слонов!

Я вытянула шею, чтобы заглянуть за край гробницы, и увидела кое-что знакомое: насмешливую рожу плакатной тетки, самостоятельно выбирающей себе соседей! Физический дискомфорт не помешал мне сообразить, что минуту назад я кулем лежала на бетонном фундаменте будущего многоквартирного дома, в самом углу, уткнувшись бледной бесчувственной мордой в крутой откос котлована.

Похоже, что меня здорово шарахнули по маковке! Счастье еще, что я заранее защитила ее полиэтиленово-картонным капюшоном! Как чувствовала, что пригодится! Правда, я думала, что защищаюсь от дождя, а оказалось – от удара чем-то весьма увесистым. Чем? Например, кирпичом – во-он, у края котлована свалена целая куча таких орудий пролетариата.