Клятва, которую мы даем
Шрифт:
Один человек, связывающий всех нас. Один человек, который умер и освободил каждого из нас.
– «У Тилли?» – бормочет Лира, раскачиваясь взад-вперед на каблуках. – Мы не ели на банкете.
Отблески огня падают на наши лица, и именно Брайар смеется первой. Думаю, я не могу сказать наверняка, потому что, как только звук достигает моих ушей, с моих губ срывается собственный смех.
Мы все начинаем смеяться. И у каждого смех разный. Мужской и женский. Чистые человеческие эмоции в темноте ночи, которые жужжат громче, чем цикады на деревьях. От этого смеха
Тэтчер качает головой, нежно целует Лиру в макушку и бормочет себе под нос:
– Что же мне с тобой делать, маленькая мисс смерть?
Они были неожиданной парой, но что-то в них, похоже, сработало? Как мороженое и картофель фри. Одно было очень сладким, а другое – очень соленым. Но они уравновесили друг друга.
Точно так же, как Алистер в своей кожаной куртке излучал атмосферу «Иди на хуй, не разговаривай со мной», а Брайар – «Я очень милая, но мой грозный парень тебя ударит». Он был тенью, а она была светом. Одно без другого казалось неправильным.
Все они друг без друга чувствовали себя неправильными. Не в своей тарелке, и, наверное, так было и сейчас.
Я смотрю на Брайар, Сэйдж и Лиру, понимая в этот момент, что ненавижу Стивена Синклера, но какая-то часть меня благодарна за то, что я оказалась там. Они не вызывают у меня желания вновь пережить подвал, но оно того стоит.
Мы не были друзьями со старшей школы или братьями и сестрами, вынужденными заботиться друг о друге. Кровь и время, проведенное вместе, не имели никакого отношения к нашей связи.
Это была травма. Ужасное, отвратительное зло, которое будет жить с нами вечно, но которое и сплотило нас.
На пути боли мы встретили друг друга, схватились друг за друга и отказываемся отпускать.
Мы бы не встретились, если бы не боль. Мы бы не любили друг друга так отчаянно сильно, как мы любим, если бы не страх.
Мы крепко держимся друг за друга, потому что отказываемся терять это.
Мы знаем, что это редкое, хрупкое и всецело наше.
Я перевожу взгляд на Сайласа, обнаружив, что он уже смотрит на меня. Эта боль также привела меня к нему. Заставила наши пути пересечься, переплестись и соединиться. Пока мы не оказались здесь, вросшие в души друг друга, как два разорванных куска ткани.
Мы не подходили друг другу идеально, но мы подходим друг другу такими, какие мы есть.
Его большой палец проводит по моей разбитой нижней губе:
– Спроси меня, какой мой любимый цвет.
С тех пор как мы познакомились, он ни разу не отказался от меня. Никогда не видел во мне проклятую, испорченную вещь. Я планирую провести остаток своей жизни, чтобы отплатить ему за это. Неважно, насколько холодно у него в доме.
– Что смешного?
Чужой, но знакомый голос безжалостно напоминает нам, что Пондероза Спрингс – это гидра. С каждой отрубленной головой...
Вырастают две новые.
34.
Сайлас
Я поворачиваюсь первым, отодвигая Коралину за спину, но она быстро становится обратно, рядом со мной. Я люблю ее, но не в том настроении, чтобы терпеть ее упрямство.
Я не в том настроении, чтобы терять ее.
– Останься за моей спиной, – я говорю низким шепотом, и ее карие глаза сужаются. Она готова покачать головой, но я останавливаю ее. – Пожалуйста, Хекс.
Я не веду себя как альфа-самец. Я не говорю ей, что она не может защитить себя.
Я боюсь потерять ее.
Знакомый вкус наполняет мой рот, просачивается между зубами и заставляет мой желудок скручиваться.
Страх, ледяной холодный страх.
Я не могу ее потерять. Не могу. Не тогда, когда я только что ее обрел.
Истон Синклер стоит в темноте и, пошатываясь, крадется вперед. Пламя в здании позади нас отбрасывает мерцающий свет на его болезненное лицо. Он состоит из множества теней и шипящих оранжево-красных искр.
Он больше не тот парень, которого я помнил по юности, и даже не тот, из-за которого сорвалась моя вечеринка по случаю помолвки. Фиолетовые мешки под глазами и впалые скулы рассказывают тревожную историю о человеке, которого больше нет.
В его взгляде виден ущерб как физического, так и психического здоровья.
Он расстроен, истощен и держит в руках гребанный пистолет.
– Я думаю, разрушить мою жизнь было чертовски забавно для вас четверых, не так ли? – он чешет затылок о дуло пистолета, в его смехе слышится безумие. – Это запах гари от моего отца? Подождите, извините, отчима. Я все еще пытаюсь подобрать формулировку.
Нас больше, но это никак не успокаивает мое сердце, бьющееся о грудную клетку. Даже с пистолетом, засунутым в карман джинсов, одно движение – и он может пристрелить любого из нас, прежде чем я успею выстрелить.
Численность не имеет значения, когда кому-то нечего терять.
– Истон. Посмотри на меня.
Я хочу протянуть к нему руку, но Сэйдж делает пугающий шаг вперед, поднимая ладони, чтобы показать, что она не представляет угрозы, как, впрочем, и раньше.
– Теперь для всех нас все кончено. Тебе не обязательно…
– Заткнись.
В мгновение ока его эмоции переходят из состояния бреда в чистый гнев, и он взмахивает рукой в ее сторону, так что она оказывается прямо под дулом его пистолета.
Раздается общий вздох, когда Рук хватает ее за запястье, рывком прижимает к своей груди, а затем заводит себе за спину.
– Хочешь фунт плоти – возьми его у меня, – торгуется он, все еще держа запястье Сэйдж за спиной болезненным захватом. – Не впутывай ее в это дело.
Ясно, что, независимо от того, с какой целью Истон пришел сюда, он не уйдет, пока кто-то не истечет кровью. Что бы мы ему ни говорили, в его глазах есть выражение, которое говорит мне, что он слишком далеко зашел, чтобы его можно было оттащить от этого обрыва.