Клятва, которую мы даем
Шрифт:
Это первый раз, когда он прикасается ко мне с той ночи в его кабинете.
При мысли об этом у меня в животе становится теплее, бедра подергиваются, когда внутри разливается жар.
– Сайлас, – я прочищаю горло. – Насчет той ночи. Я…
– Ну, Джеймс, я никогда не думала, что доживу до этого дня! – голос, как скрежет ногтей по доске прерывает мой словесный понос. – Нам наконец-то удалось выследить счастливую пару!
Я заметно вздрагиваю, когда вижу, как Реджина и мой отец расталкивают толпу, шагая в паре, пока не оказываются перед нами. На ней
Сайлас, всегда чувствующий язык моего тела, интимно обнимает меня за талию, кладет ладонь мне на бедро и притягивает к себе.
– Реджина Уиттакер, – она протягивает ему руку. – Приятно, наконец-то, познакомиться с тобой.
Сайлас берет ее за руку и из вежливости пожимает ее. Что мне действительно нравится в этом парне, так это то, что он никогда не заставляет себя улыбаться. Я имею в виду, что на самом деле у него на лице нет никаких эмоций, но мне нравится, что он не меняется в общении с разными людьми.
Сайлас – это Сайлас.
Что видишь, то и получаешь.
Но со мной все по-другому. Как будто это утверждение неприменимо, когда мы наедине. Иногда, Сайлас – это кто угодно, только не Сайлас. Он совсем другой.
Он из тех мужчин, которые покупают целую коллекцию твоих работ, потому что не хотят, чтобы у кого-то были те твои сокровенные частички, которые ты добровольно отдаешь людям. Он хочет, чтобы они были только у него.
– Джеймс.
Челюсть моего фальшивого мужа сжимается, когда он пожимает руку моему отцу, в его глазах знающий блеск, затаившаяся угроза. Сайлас знает моего отца; Джеймс даже не подозревает, насколько хорошо.
– Коралина, что это за наряд? У тебя не было времени переодеться перед мероприятием?
Я опускаю взгляд на поношенный джинсовый комбинезон и белую футболку.
– Это благотворительная акция, Реджина. Всем наплевать на мою одежду.
– Дорогая, этот рот, клянусь, – она наклоняется ко мне, касается моей щеки и качает головой. Я едва удерживаюсь, чтобы не откусить ей палец, когда она отстраняется. – Как у вас двоих обстоят дела с семейной жизнью? Лилак не слишком мешает? Я пыталась объяснить Коралине, что такому мужчине, как ты, нужно личное пространство.
Я пытаюсь скрыть шок на своем лице. Она заигрывает с ним? Передо мной? Перед моим отцом?
– Нам нравится, что она с нами. Она замечательная.
– Что ж, я надеюсь, что они обе заботятся о тебе. Я пыталась убедиться, что Коралина знает, как вести домашнее хозяйство, но она всегда была так увлечена своими маленькими рисунками.
Каждый раз, когда она открывает рот, я вспоминаю, почему мне хочется заткнуть его.
– Те маленькие рисунки, которые были проданы за полмиллиона долларов в мой выпускной год в старшей школе? – огрызаюсь я, кладя руку на живот Сайласа в защитном жесте, чувствуя, как под рубашкой проступает его пресс. – Мы заботимся друг о друге, Реджина.
– Я в этом не сомневаюсь, – она кивает, разглядывая меня так, как смотрела, когда я будучи подростком, спускалась по лестнице, оценивая каждый фунт моего веса, каждый предмет
– Сайлас, – мой отец прочищает горло. – Мы были бы рады пригласить вас как-нибудь на ужин. Наш шеф-повар готовит первоклассные ребрышки, которые прекрасно сочетаются с бутылкой шотландского виски. Ты любишь односолодовый виски?
– Я пью бурбон, – мышцы на его челюсти подергиваются, голос ровный, как жидкая ночь. – И я не ем мясо.
Я пытаюсь скрыть шок на своем лице, но мне это удается с трудом, когда я смотрю на него. Про бурбон я знала. У него в кабинете стоит тележка, в которую каждый вечер кладут лед, но мясо?
– С каких пор? – спрашиваю я.
Сайлас опускает взгляд, суровость в его глазах смягчается, и, как будто в этом нет ничего особенного, как будто это самая простая вещь в мире, он говорит:
– С тех пор, как ты сказала мне, что тебе не нравится запах.
Он выглядит почти оскорбленным, что я вообще могла думать иначе. Как будто само собой разумеющееся, что если мне что-то не нравится, то и ему это не понравится.
Я немного таю под взглядом этих темно-карих глаз, и мое сердце сжимается в груди. Это такой маленький жест, но это самое доброе, что кто-либо когда-либо делал для меня.
Моя рука, лежащая на его животе, скользит вверх к груди, и, хотя мои родители наблюдают за нами, я не могу удержаться от того, чтобы приподняться на цыпочки и поцеловать его в уголок рта.
Целомудренная и быстрая благодарность без слов.
– Похоже, нам не придется долго ждать внуков, Джей.
Тепло моего тела разливается ледяным холодом. Я опускаю ноги на землю и, прищурившись, смотрю на нее.
– Реджина, при всем уважении, но, черт возьми, какого хрена тебя это волнует?
– Прости? – выдыхает она, широко раскрыв глаза.
Я не планировала ничего говорить, но раз уж я уже начала, то это не остановить.
– Ни разу, ни разу в жизни тебе не было до меня дела. А теперь что? То, что я выхожу замуж за человека с деньгами, тебя это волнует? Я годами пыталась заслужить твою любовь, как будто для этого нужно работать, а не дарить ее безвозмездно, – я качаю головой от ее дерзости, злобно улыбаясь. – Я провела свое детство, из кожи вон вылезая, чтобы быть такой, как ты хотела, но тебе этого всегда было недостаточно. Так что спрошу еще раз: какого хрена тебя это волнует?
– Ты не имеешь права так со мной разговаривать. Я воспитывала тебя, как могла, но ты всегда была такой... проблемной. С самого начала! – Реджина фыркает, как рыба, вытащенная из воды. – Джеймс, ты что, собираешься позволить ей так со мной разговаривать?
– Коралина...
– Я предлагаю, – перебивает Сайлас, обращаясь непосредственно к моему отцу, – тщательно подбирать следующие слова, Джеймс.
Мой отец всегда был непреодолимой силой, но Сайлас – непоколебимый противник. Они сражаются как титаны, и если бы мне пришлось делать ставку, я бы поставила на своего мужа. Фальшивый или нет. Сайлас – защитник по натуре; когда ты находишься в его окружении, никто не посмеет тебя тронуть.