Клятва, которую мы даем
Шрифт:
Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, не зная, смогу ли сказать им правду.
Что я так привыкла к отсутствию поддержки, к тому, что все приходится делать самой, что забыла о существовании людей, готовые помочь мне сейчас.
– Не воспринимай это так, – говорю я. – Я со всеми такая. Просить – это не то, в чем…
– Ты хорошо разбираешься? Ни хрена подобного, – перебивает Сэйдж, поднимая на голову очки. – Не волнуйся, с этими двумя ты справишься. У меня получилось, просто нужно время.
– Вы делаете это потому, что я замужем за лучшим
Брайар склоняет голову.
– Почему ты такой скептик?
Я восхищаюсь прямотой ее вопроса, хотя уверена, что она хотела сказать: Почему ты такая сука?
Не то чтобы я хотела быть такой. Настороженной и недоверчивой. Но это тяжело, когда люди один за другим подводят тебя. Я хочу верить, что у них добрые намерения, но не могу избавиться от чувства недоверия.
– Ясмин, моя школьная подруга, – начинаю я, прекрасно понимая, что все знают дочь двух арт-магнатов, девочку, которую я знаю с детского сада. Мы вместе влюбились в искусство, и так же быстро этот шедевр дружбы распался. – Она была рядом со мной, когда меня спасли. Присылала мне посылки с пожеланиями выздоровления и цветы в больничную палату. Даже приходила и приносила домашнюю еду, пытаясь вдохновить меня вернуться к рисованию, – я облизываю нижнюю губу и вздыхаю, качая головой. – Да, но через три месяца после этого начался ажиотаж – люди узнали о том, что я рассказала только Ясмин. Шрамы, которые оставил на мне Стивен, пытки и унижения, которым он меня подвергал, все, что я рассказывала ей по секрету, стало достоянием общественности, и они, блядь, сожрали это.
Во мне что-то сломалось, когда я узнала, что незнакомые люди по всему миру читают о том, как меня заставляли есть из собачьей миски и справлять нужду в ведро, слушая подкасты и рассказы ведущих новостей о моем психическом состоянии.
Как можно влюбиться в человека, который вывихнул тебе плечо?
До похищения она, должно быть, увлекалась всякими извращениями.
Меня вскрыли, я была еще жива и могла чувствовать, в то время, как люди заглядывали в мои внутренности. Они совали туда свои любопытные руки, делая предположения, основанные только на том, что преподносили им СМИ.
Я стала историей. О том, что я все еще человек, было забыто.
Именно поэтому я с самого начала отказалась общаться со СМИ.
Ясмин была лишь первой, кто предал мое доверие.
– Ну и дрянь, – бормочет Брайар.
– Она все еще живет в Спрингсе. Мы могли бы…
– Тебе нельзя ее зарезать. Если тебя арестуют, Тэтчер обвинит нас, а я не собираюсь участвовать в его мелодраме, – вмешивается Сэйдж, прежде чем Лира успевает закончить предложение, заставляя ее закатить глаза.
–
– Тогда почему?
– Чувиха, – вздыхает Сэйдж, как будто это очевидно. – Ты у нас четвертая.
Я хмурюсь.
– Четвертая что?
– Ты никогда не смотрела «Колдовство35»? Культовую классику 1996 года?
Я качаю головой, отчего ее рот открывается в шоке, как будто я только что сказала ей, что совершила преступление.
– На эти выходные у нас запланирован вечер кино. С чистой совестью заявляю, я не могу допустить, чтобы ты еще больше вошла в наш мир, не посмотрев, как доминирует Файруза Балк, – приказывает она. – Но пока просто знай, что ты у нас четвертая. Если тебе понадобится время, чтобы свыкнуться с этой мыслью, пусть будет так.
– Теперь ты часть Общества одиночек, – говорит Лира. – Забытые. Те, кто никогда не вписывался в иерархию Пондероза Спрингс. Ты по-прежнему можешь быть одинокой, просто мы будем одиноки вместе.
Старые собаки не могут научиться трюкам за один день, но какая-то часть меня жаждет того, что они предлагают.
Ощущение принадлежности.
Знание того, что есть люди, которым не все равно и которые будут скучать по тебе, если ты умрешь. Знание того, что ты не одинок и где-то вписываешься, каким бы маленьким ни было это пространство.
Как и в ночь пряток, в моей груди загорается искорка надежды.
Поэтому я предлагаю оливковую ветвь.
– Кто из вас знает, как повесить баннер?
***
Несколько часов спустя люди заполняют мою полностью украшенную студию. Хеди и другие члены совета директоров «Свет» уже выступили с короткими речами, и начался торг за картины девушек.
Это хорошая компания, за которую я должна благодарить Зои Хоторн. Она пришла с небольшой армией женщин и мужчин с большими карманами, желающих очистить свою совесть благотворительностью.
Мне было все равно, кто они; важно было лишь то, что деньги попадут в карманы выживших. Деньги, в которых некоторые из них отчаянно нуждаются, чтобы получить ресурсы, которые они заслуживают, чтобы исцелиться.
– Мисс Уиттакер!
Я перевожу взгляд на Фэй, которая прокладывает себе путь сквозь толпу, чтобы добраться до меня. Ее рваные шорты и розовые волосы выделяются среди богачей, как бельмо на глазу.
Но ей все равно. Улыбка на ее лице не может померкнуть из-за высокомерных людей. Не сегодня.
– Привет, Фэй, – я отвечаю ей теплой улыбкой.
Она, запыхавшись, останавливается передо мной.
– Мне называть вас миссис Хоторн, раз уж вы вышли замуж?
Я давлюсь собственной слюной, выплевывая ответ.