Клятва, которую мы даем
Шрифт:
Я хочу, чтобы он умер.
Чтобы его больше не было на этой мерзкой планете. В моей жизни. В моей гребаной голове.
Я не боюсь его. Я устала от его игр.
Я выдыхаю, глядя на себя в зеркало в уборной. Быстро наношу консилер под глаза, скрывая фиолетовые мешки. Слегка встряхнувшись, я несколько раз пытаюсь изобразить улыбку.
Когда я убеждаюсь, что все выглядит правдоподобно, то выхожу в коридор, где меня встречает запах масла для жарки. Чем ближе я подхожу к главному обеденному залу, тем громче становится шум
Закусочная «У Тилли» — это центр Пондероза Спрингс, одно из немногих заведений, которое не обновлялось с семидесятых годов и, похоже, больше подошло бы для маленького провинциального городка, чем для нашего.
Сюда часто заходят старшеклассники и студенты колледжей, но чего они ожидают? Это единственное заведение, которое работает круглосуточно. Где еще наркоманы и страдающие бессонницей собираются раздобыть еду?
Сегодня мы с Лилак не являемся ни теми, ни другими.
Я возвращаюсь в нашу угловую кабинку рядом с большим окном. Темнота сосен простирается на многие мили сразу за светящейся неоновым светом вывеской гравийной парковки.
Лилак ухмыляется, откусывая очередной кусок своего чизбургера с чили, капли соуса стекают по ее рукам, и это вызывает искреннюю улыбку на моих губах, когда я беру картофель фри.
— Не могу поверить, что ты вегетарианка, — ворчит она, с набитым ртом. — Это кажется незаконным.
— Через пять часов тебе будет плохо, — говорю я.
В восемь утра у нее тренировка. Если бы я была ее родителем, я бы сказала ей, чтобы она шла спать, когда она пришла в мою гостиную в пижаме и кроссовках и попросилась сходить поесть. Однако я не ее мать. Я ее сестра.
Ее высокий хвост, зачесанный назад, подпрыгивает, когда она качает головой и откусывает еще кусочек, чтобы доказать свою точку зрения. Лилак — потрясающая теннисистка. Лучшая из всех, кого когда-либо видела школа Пондероза, и это не потому, что у нее природный дар.
Она дисциплинирована сверх меры, сосредоточена и полна решимости стать лучшей.
Эта черта досталась ей от отца. Однако ей удается балансировать между стремлением к успеху и любовью к жизни гораздо лучше, чем мне или нашему отцу.
В тех случаях, когда ей хочется гамбургеров, я ее угощаю. Даже если сейчас три часа ночи, а я ненавижу «У Тилли». Она заслуживает таких коротких мгновений счастья, как эти.
— Твой бэкхенд15 вчера выглядел хорошо.
— Спасибо, — она ухмыляется, глотая еду. — Тренер говорит, что если я буду продолжать в том же темпе, то снова попаду на национальные соревнования.
Школа только что закончилась, а тренировки — нет. В апреле начинается межсезонье, и у нее есть все лето, чтобы поработать, прежде чем снова начнутся игры. Режим, которого она придерживается в межсезонье, строгий, но ей это нравится.
Я обязательно приезжаю за ней, чтобы забрать и накормить. Иногда я отвожу ее в стеклянный особняк, где живут родители,
Реджина и Джеймс хотят, чтобы она была дома, только когда приходят гости.
— Конечно попадешь. Ты лучшая теннисистка, которую я знаю.
Она закатывает глаза, откладывает бургер и вытирает руки, чтобы взять свой телефон, заваленный миллионом уведомлений. Каково это — быть подростком и иметь так много людей, с которыми можно поговорить?
Неужели, взрослея, мы просто жаждем тишины?
Или мы отдаляемся от людей из соображений выживания?
— Я единственная теннисистка, которую ты знаешь, Кора.
Лилак ухмыляется, глядя на экран, и закусывает нижнюю губу, прежде чем ее пальцы начинают бегать по экрану. Похоже, она решила ответить на сообщение как можно быстрее. Есть только одна причина, по которой вы так смотрите в телефон, и это не мемы с котиками.
— Кто этот мальчик? — спрашиваю я, игриво приподнимая бровь.
На ее губах появляется лукавая улыбка.
— Девочка.
Я беру еще одну картошку и макаю ее в стакан с ванильным молочным коктейлем, стоящий передо мной.
— О? Я думала, ты завязал с девушками после того, что случилось с Брит?
Она отмахивается от меня.
— Это было три месяца назад. Я с этим покончила. В любом случае, у нас были свободные отношения.
Я смеюсь над тем, как же ей подходит этот ответ.
С тех пор, как Лилак научилась говорить, она была сама по себе маленькой личностью, которую не беспокоили ограничения и правила, установленные миром. Когда я пытаюсь вспомнить, что было до похищения, у меня в голове остаются только воспоминания связанные с ней.
Она сделала свои первые шаги в десять месяцев, потому что отказывалась ползать. Мне только что исполнилось шесть, и она успела сделать пять шагов вперед, прежде чем упала в мои протянутые руки. Мы обе оказались на полу.
Я помогла ей вырвать первый зуб, когда ей было пять. Я увидела в интернете трюк с веревкой и дверной ручкой. Когда я попыталась захлопнуть дверь, чтобы выдернуть зуб, она закричала, сказав, что разберется самостоятельно. Реджина злилась из-за крови на полу. В ту ночь мы смеялись над этим под одеялом.
До своих восемнадцати лет, я делала ей прически по любому поводу. Заклеивала ее колени пластырем, когда она решила стать профессиональным скейтбордистом. Учила ее, как наносить макияж и ориентироваться в искусстве месячных. Я держала ее за руку во всех ее кошмарах, прогоняла монстра под ее кроватью и часами позволяла ей бросать в меня теннисные мячи, как в мишень.
Однажды в кафе репортер спросил меня, чего мне больше всего не хватало за те два года, что меня не было.
Я выплеснула свой холодный кофе ему в лицо, а позже, когда остыла, обдумала свой ответ.