Клятва, которую мы даем

Джей Монти

— Я умнее тебя, Синклер. Это несложно посчитать. Ты и твоя мать даже глазом не моргнули с тех пор, как его арестовали. На бумаге? Вы оба должны были потерять все. И все же… — Тэтчер вскидывает бровь, широко раскинув руки. — Вы живете в богатстве, как будто ничего не случилось.

Я перекладываю пистолет, когда он двигается, откидываясь на спинку стула и потирая распухшую челюсть, прежде чем скрестить руки на груди.

— Твой отец — мудак, но Уэйн Колдуэлл заботится о своей любовнице, — он бросает взгляд на Алистера, вонзая ему в грудь знакомый нож. — Плата за

молчание моей матери имеет хорошую цену.

От его резких слов мы теряем дар речи. Я крепче сжимаю пистолет, хмурю брови. Я хочу сказать, что удивлен, но отец Алистера годами спал с Лией Синклер.

В его словах есть вес, которого мне бы хотелось, чтобы не существовало.

— Не веришь мне? — он приподнимает бровь. — Выписки находятся в моем кабинете. Код к сейфу — 6598.

— Мой отец может засунуть свои деньги и член в любую мусорку, какую захочет, — ворчит Алистер. — Мне нужна гарантия.

— Позвони в гребаную «Стейт Фарм»²⁰, Колдуэлл.

Я прижимаю холодный металл пистолета к его виску и чувствую, как он вздрагивает. Я наклоняюсь ближе, мое дыхание касается его щеки, запах алкоголя и многодневного пота прилипает к его коже.

— Доказательства, Синклер. Доказательство того, что ты не помогаешь своему отцу.

Я наблюдаю, как сжимается его адамово яблоко; страх перед пулей висит в воздухе, давит на кожу, словно физический груз, от которого его не избавит никакое количество алкоголя.

— Если я помогу тебе, — его дыхание дрожит, — тогда я хочу что-то получить взамен.

Я чувствую, как уголок моего рта начинает подергиваться, образуя редкое выражение — ухмылку. Я поднимаю брови, презрительно смотря на него.

— Как насчет того, что ты даешь мне свой гребаный IP-адрес, а я не размазываю твои гребаные мозги по стене?

12. ПОДСНЕЖНИКИ

Коралина

Глухой стук банки с краской, падающей на пол, эхом отдается у меня за спиной.

Липкая акриловая жидкость пачкает мои ноги, пока я пытаюсь найти ключи и обуваюсь в первую попавшуюся пару тапочек возле входной двери. На плите горит свеча, которую я не потрудилась задуть.

Пусть горит.

Десять минут назад я была дома одна, тяжелая музыка играла через колонки в моей квартире, и я была поглощена тем, что должно было стать моей новой любимой картиной.

Десять минут назад все было хорошо.

Мои ноги шлепают по лестнице на паркинг, и я отпираю машину еще до того, как полностью спускаюсь. Мужчина прижимается к двери, ведущей в гараж, и держит ее открытой для меня с недоуменным выражением на лице.

Он в шоке.

Кто-то в моем состоянии выбегает из исторического жилого комплекса, где арендная плата выше, чем ипотечный платеж: естественные волны, разлетающиеся во все стороны, обтягивающая черная футболка, на которой больше дыр, чем материала, без лифчика, и джинсы, которые сидят так свободно, что мне приходится придерживать их на бегу.

Этот мужчина, возможно, мой сосед или кто-то из живущих на том же этаже, по крайней мере, заглядывается на пояс моего нижнего белья от Calvin Klein.

Я надеюсь, что это отвлечет его настолько, что он не станет звонить в полицию, чтобы засвидетельствовать то, что он, вероятно, считает попыткой ограбления.

Моя грудь вздымается, дыхание вырывается быстрыми толчками, когда я сажусь на переднее сиденье своей машины, отказываюсь от ремня безопасности, и прикрепляю свой новый телефон к держателю, воткнутому в вентиляционное отверстие. Слезы стекают по моим щекам. От гула ожившего двигателя у меня дрожат руки.

Я быстро открываю чат с Лилак, пытаясь проигнорировать последнее сообщение, чтобы узнать ее местоположение, но мои глаза не могут удержаться. Они перемещаются к маленькому голубому текстовому окошку, и страх, который вызвали эти слова, снова охватывает меня.

Лилак: Драконий фрукт.

Это глупый, дурацкий фрукт, который Лилак ненавидит и от которого ее однажды вырвало, когда она была маленькой. Это глупо, но это наше кодовое слово. Я заставила ее придумать его, и она решила, что это будет забавно. Это должно было быть на случай, если случится что-то плохое, пока мы будем в разлуке, чтобы я знала, что ей нужна помощь, что она в беде.

Она безрассудная и дикая, иногда думает, что правила мира к ней не относятся, но… она не стала бы использовать это в качестве шутки. Лилак знает лучше, она знает, что это можно использовать только тогда, когда ее жизнь в опасности. Я научила ее этому.

Отвратительные, мерзкие, гребаные эмоции грызут мои внутренности.

Страх, вина, стыд.

Я научила ее защищаться. Как пользоваться перцовым баллончиком на брелоке и электрошокером, лежащим под сиденьем. Я учила ее уходить от проблем, убегать. Все то, что я хотела бы, чтобы кто-то показал мне в свое время, но страх говорит мне, что этого недостаточно.

Я не сделала достаточно, чтобы защитить ее.

Я скрежещу зубами, позволяя адреналину, бурлящему в моих венах, заглушить все остальное. Я нажимаю на газ, выезжая с парковки.

— Сири, — я жду ее роботизированного ответа, прежде чем снова заговорить. — Позвони Лилак.

Голос повторяет команду, прежде чем в машине раздается страшный гудок.

Гудок.

Я пролетаю на запрещающий красный свет. Слева от меня раздается визг сигнала, и я несусь сквозь поток машин, уверена, что избежала аварии на считанные секунды.

Гудок.

Из-за слез размывается карта на экране моего телефона, костяшки пальцев белеют, когда я сжимаю руль, резко дергаясь вправо, чтобы не пропустить поворот.

Гудок.

Ее последнее местонахождение в двадцати минутах езды от меня. Двадцать минут.

Гудок.

Прошло меньше пяти минут, прежде чем я пропала без вести. В один момент я шла домой. В следующий момент я была без сознания. Похищенная. Под наркотиками. Голая. Менее чем за пять минут я лишилась двух лет жизни. Что может случиться с ней за двадцать?