Клятва, которую мы даем
Шрифт:
Тихий, невозмутимый, стойкий, с непоколебимой уверенностью в себе. Его присутствие — это требование без слов, приказ без голоса. Он — неудержимая сила, неизменная со времен старшей школы.
Я знала Сайласа еще до всего этого: до звонка, «Вербены», выставки. Все знали. Как он выглядит, его репутацию, историю, которую создал для него Пондероза Спрингс. Старший сын семьи Хоторнов с каменным взглядом, устрашающим поведением и диагнозом шизофрения.
Мои глаза скользят по его лицу.
Художники, которые рисуют лица или создают скульптуры,
Поразительно, насколько все сбалансировано. Острые, четко очерченные скулы, создающие тонкие тени, которые играют на его лице, подчеркивая сильную линию челюсти, которая сейчас напряжена. Суровая, жесткая красота, которая не позволяет не заметить его в комнате.
Прозвище «шизик», как его называли люди, было несправедливым и неоригинальным. Но если этому городу что-то и нужно, так это ярлыки. Думаю, даже тогда я понимала, что мне дали прозвище, которое никак не соответствовало моей истории.
Мы учились в одних и тех же школах практически все детство, и я могу по пальцам одной руки пересчитать, сколько раз я проходила мимо него в коридорах или сталкивалась с ним. Мы вращались в разных кругах, и даже в юном возрасте, когда ты находишь группу людей? Ты остаешься в ней, не решаясь выйти из нее.
Вселенная, похоже, наверстывает упущенное время, снова возвращая нас в мир друг друга.
— Ооо… — Лилак хмыкает, на ее лице появляется довольная ухмылка. — Кого из них ты трахаешь глазами?
Я перевожу взгляд на нее, нахмурив брови.
— О чем ты, блядь, говоришь?
— Ты не перестаешь пялиться на кабинку с тех пор, как они сели, так что выкладывай. Кто из них тебе нравится?
Мне приходится физически удерживать взгляд на ней, чтобы он не вернулся к Сайласу. Прикусив внутреннюю сторону щеки, я качаю головой.
— Доедай, чтобы мы могли вернуться домой. Тебе вставать через четыре часа.
Лилак хмыкает, но слушается, спокойно поглощая чизбургер одной рукой, а другой рассеянно прокручивая телефон. Я стараюсь не обращать внимания на напряжение, царящее в моей и его кабинке.
Это оказывается непросто, учитывая, что наш последний разговор сводился к тому, что я стала его фальшивой невестой после того, как попыталась оказать ему простую услугу — поиграть в подружку. Вот что я получаю за попытку быть милой. Я облажалась и в итоге увязла гораздо глубже, чем планировала.
Я чувствовала себя дерьмом, оставив его разбираться с последствиями. Надеюсь, он сможет придумать ложь о том, что я изменила или бросила его, что-нибудь правдоподобное. Мне все равно, что он обо мне говорит, лишь бы я не была привязана к нему в романтическом плане. Даже если это фальшиво.
Я — последнее, что ему нужно добавить в список своих дел.
Я бросаю на него короткий взгляд, гадая, что творится у него в голове. Как ему удается справляться со всем этим. Я имею в виду, что его отец
Остановись, — резко говорю я себе. Не вмешивайся. Не думай о том, о чем думает Сайлас или как он себя чувствует. Держись подальше.
Уверена, он сможет найти какую-нибудь милую девушку. Красивую, более подходящую для того, что он ищет. Это будет несложно — он красив, и денег у него больше, чем у бога. Так будет лучше для нас обоих. Лучше для него, если честно. Мужчины не могут быть рядом со мной и затем выбраться.
Мертвецы не рассказывают сказок.
Лилак громко срыгивает, вытирая руки.
— Готова идти?
Я киваю, хватаю свою сумочку, вешаю ее на плечо, выскальзывая из кабинки, и смотрю прямо перед собой. Отказываюсь смотреть в их сторону, пока иду к кассе у входа.
Когда я лезу в бумажник за картой, за стойкой появляется официантка.
— Об оплате счета позаботились, — она улыбается, как будто это хорошо. Приятная новость.
— Это так мило…
— Кто? — перебиваю я сестру, сжимая в руке наличные.
Официантка, не ожидавшая моей реакции, в замешательстве сводит брови и молча указывает в сторону Сайласа, который сидит со своими друзьями, не подозревая о нашем разговоре.
Раздражение накаляет мои вены.
Я достаю двадцатидолларовую купюру и протягиваю ей в качестве чаевых, после чего поворачиваюсь обратно.
— Кора, куда ты идешь?
Мои спортивные штаны сползают с бедер, когда я направляюсь к их кабинке, не утруждая себя тем, чтобы поправить их, когда подхожу к краю стола. У меня такое чувство, что зубы вот-вот сломаются, если я буду стискивать их еще сильнее.
Четыре пары глаз устремляются на меня.
Бам.
Моя ладонь ударяет о красную поверхность, под ней лежат деньги. Я не обращаю внимания на остальных, встречаясь взглядом с парой карих глаз, которые намного темнее моих собственных, скрывающих секреты и неизвестные намерения.
— Раз уж прошлой ночью все было недостаточно ясно, позволь мне кое-что прояснить, — бормочу я, волосы падают мне на плечо, когда я подталкиваю к нему деньги.
Я лезу в сумку, достаю еще несколько двадцаток и бросаю их на стол.
— Меня не купишь, и это уравняет счет, — говорю я. — Ужин сегодня за мой счет, ребята.
11. ПАПИНЫ ДЕНЬГИ
Сайлас
В ушах звенит, когда очередная пуля пробивает мишень передо мной.
Не мощь оружия, которое заманило меня сюда, и не урон от пули, из-за которой я привязан к нему.
Дело в запахе.
Из ствола поднимается шлейф дыма, несущий аромат контролируемого хаоса. Это резкий привкус, сгоревшие химикаты смешиваются с металлическим оттенком раскаленного пороха. Угасая, он оставляет после себя мимолетный след сгоревшего углерода, землистость, необузданную мощь оружия.