Клятва, которую мы даем
Шрифт:
Абсолютное, всепоглощающее блаженство окутывает мой разум и тело. Сайлас лучше любого экстази, который я когда-либо принимала. Ни один наркотик не сравнится с этим. Ничто плохое не может коснуться меня здесь. С ним.
Когда в темноте этой спальни раздается только наше тяжелое дыхание, мой желудок начинает сжиматься. Мои глаза наполняются слезами, и я понимаю, что нарушаю главное правило любовных отношений: не плакать после секса.
Но я ничего не могу с собой поделать, особенно когда знаю, что влюбляюсь в него.
Не в
— Коралина, — говорит Сайлас, смотрит на меня с тревогой в темных глазах. — Эй, поговори со мной. Ты все еще здесь, со мной?
Таким приторно-сладким, нежным голосом, что я, черт возьми, начинаю плакать.
Почему именно сейчас? Почему именно он?
Так много раз я молила о том, чтобы стать такой красивой, желанной женщиной, которая была бы милой и доброй. Ночами я падала на колени и молила любого бога, который мог бы меня выслушать, стать человеком, достойным настоящей любви.
Вместо этого мне сказали, что я проклята. Мне суждено было прожить только горькие ночи и мрачные рассветы. Вся моя жизнь была обречена на то, чтобы прожить ее под проклятием одной гребанной вещи — нелюбви.
Но Сайлас не торопится произносить мое имя, как будто это его любимое слово, которое он хочет произносить как можно медленнее. Он не торопится произносить его как дурное предзнаменование. Вместо этого он произносит его как пророчество, предназначенное только для него.
Сайлас не заставляет меня чувствовать себя проклятой.
Он заставляет меня чувствовать себя любимой.
— Почему ты не позволяешь мне спасти тебя от меня самой?
28. ПРОКЛЯТАЯ
Сайлас
Когда я возвращаюсь в спальню, Коралина закуталась в мою толстовку с капюшоном. Спрятанная под черной тканью, она сидит, прислонившись к изголовью кровати, подтянув колени к груди.
Отсюда она кажется такой маленькой, эта хрупкая, крошечная душа, и мне трудно поверить, что кто-то когда-либо боялся ее.
От теплой кружки в моих руках идет пар, когда я подхожу к ней. Штаны свободно свисают с моих бедер, когда я сажусь на край кровати, давая ей пространство, но протягивая чашку в ее сторону.
— Я не пью кофе, — бормочет она, вытирая лицо рукавом толстовки. Ее щеки покраснели, и она все еще плачет.
Не могу сказать, что это была та реакция, которую я хотел увидеть после нашего первого секса, но она непредсказуема. Это одно из многих качеств, которое мне в ней нравятся.
Каждый день чувствуется по-новому, и всегда есть, что открыть для себя.
— Это лавандовый чай, — я прочищаю горло. — Лилак говорила, что это единственное, что помогает тебе уснуть. Свежая лаванда, а не поддельное дерьмо. Это ее слова, не мои.
Она моргает затуманенными глазами,
Я хочу обнять ее, прикоснуться к ней, физически дать ей почувствовать себя в безопасности, но прикосновение — это спусковой крючок для Коралины. Трудно пройти этот путь, когда все, чего я хочу, — это прикоснуться к ней.
— Я думала, у тебя ее нет, — она неуверенно протягивает руку, забирает у меня кружку и прижимает ее к груди.
Я провожу рукой по шее, слегка почесывая ее.
— Я купил.
— Ты купил гребаную лаванду? Зачем?
Я сдерживаюсь от смеха, потому что именно этот вопрос задал Рук, когда я рассказал ему об этом. Я медленно киваю, подтверждая ее слова.
— Потому что она тебе нравится.
Когда же она поймет, что нет ничего, чего бы я для нее не сделал? Что если это то, чего она хочет, или это пойдет на пользу ее здоровью, я это сделаю. Я получу все, что угодно. Она хочет сад с лавандой? Я подарю ей два.
Она этого заслуживает.
— Это все фальшивка, Сайлас.
Как будто она пытается напомнить себе об этом, как будто она пытается заставить себя поверить в это, хотя я не думаю, что мы когда-либо притворялись. Я ни разу не притворялся с ней.
— Но это кажется настоящим, верно?
— Вот это меня и пугает, — она подносит чашку к губам, делает глоток и смотрит на меня поверх края, ее лицо скрыто капюшоном.
Я полностью поворачиваюсь, опуская одну ногу на пол.
— Почему ты так боишься причинить мне боль?
Наступает тишина, она смотрит мне в глаза, а я не могу ее прочитать. Я понятия не имею, что она хочет сказать. Ее пустой взгляд разбивает мне сердце: что бы ни заставило ее оттолкнуть меня, это пугает ее так сильно.
— Я знаю, что то, что я собираюсь тебе рассказать, покажется безумием. Как будто я все выдумала или все это только в моей голове, и, возможно, так оно и есть, но для меня это реально. Это вполне реально, и если я расскажу тебе… — она глубоко вдыхает, всхлипывая. — Когда я расскажу тебе, мне нужно, чтобы ты поверил мне, Сайлас. Пообещай, что не будешь заставлять меня чувствовать себя сумасшедшей.
Коралина понятия не имеет, насколько сильно я ее понимаю. Я отчаянно нуждаюсь в ком-то, ком угодно, кто подтвердит то, что происходит в моей голове. Она понятия не имеет, как далеко мне пришлось зайти, чтобы исказить правду, чтобы она соответствовала представлению других людей обо мне.
Что бы она ни сказала, я ей поверю, потому что знаю, как это больно, когда никто другой не верит.
— Я обещаю.
И этого достаточно. Моего обещания достаточно, чтобы она начала говорить. Я позволил ей впервые поделиться своей историей с тем, кто понимает, каково это — хранить тайну. Скрывать правду — значит нести ее на плечах, как столетнюю войну.