Клятва, которую мы даем
Шрифт:
Это история, которая начинается с того, что, когда она была маленькой, она встретила на свадьбе мальчика, который подарил ей розу и был первым, кто сказал, что любит ее. История, которая закончилась тем, что мальчик погиб в автокатастрофе той же ночью.
Первая жертва проклятой.
— Я забыла о нем, как будто он ничего не значил, как будто он был всего лишь пятном в моей памяти. Я выросла и не вспоминала о нем до тех пор, пока не перешла в среднюю школу. Пока я не встретила парня по имени Райли.
Я хмурюсь, слушая, как она говорит. Я считаю, что задавать вопросы, когда людям
Коралине нужен был только надежный слушатель, которому она могла бы рассказать о своей печали, а остальное придет само.
— Мы встречались в шестом классе. У него была такая щель между зубов, что я думала, будто это самая милая вещь, которую я когда-либо видела. Он был похож на Джастина Бибера, — она смеется, как будто все еще видит его лицо в своем воображении. — В последний учебный день перед летними каникулами он поцеловал меня на лестнице. Это было быстро, мило, приятно. Все, что ты ожидаешь от первого поцелуя. Перед тем как уйти, он пробормотал «Я люблю тебя» так быстро, что я даже не успела сказать ему то же самое в ответ. Не могу вспомнить, имела ли я это в виду или нет. В тот вечер я несколько часов просидела у телефона, ожидая смс или звонка от него, но их так и не последовало. На следующее утро отец сообщил мне, что Райли утонул в соседском бассейне. Вот так просто он был, а потом его не стало.
Я смутно помню, как мальчик из нашего класса утонул, погиб в результате несчастного случая. Подобные вещи не остаются незамеченными в слухах. Я просто никогда не знал, что Коралина встречалась с ним.
Ее тихий плач переходят в рыдания, она отчаянно пытается вытереть слезы руками, плечи трясутся. Теперь, когда я уверен, что ее плач после секса был вызван не травмирующими воспоминаниями, я сокращаю дистанцию между нами.
Я беру у нее кружку с чаем и ставлю ее на тумбочку, прежде чем обнимаю ее. Я прислоняюсь спиной к изголовью кровати и сажаю ее такую маленькую себе на колени.
То ли она устала бороться со мной, то ли просто физически истощена сегодняшним днем, но она прижимается ко мне. Сдается, тает и опускает голову мне на грудь. Я позволяю ей найти убежище здесь, в моих объятиях.
— А потом Эммет, боже, Эммет… — она задыхается от слов, и мое сердце, блядь, разбивается вдребезги из-за нее.
Я прижимаю ее к своей груди, моя рука у нее на затылке, а другой рукой провожу вверх и вниз по спине, успокаивая ее. Мои губы прижимаются к ее макушке. Все, чего я хочу, — это защитить ее от этого, оградить от боли, потому что, черт возьми, больше никто не смог. Никто не позаботился о ней, и это одновременно раздражает и ломает меня.
— В 1997 году «Дип Блю» стал первым компьютером, победившим чемпиона мира по шахматам, — тихо говорю я, крепко прижимая ее к себе. — «Дип Блю» обменял слона и ладью на ферзя Гари Каспарова, пожертвовав конем, чтобы занять позицию на доске.
Коралина икает в моих объятиях, внимательно слушая, как я продолжаю.
— Это мой любимый матч всех времен, потому что у Каспарова был шанс. У него была выгодная позиция, но он сдался, впервые в своей карьере признав поражение.
Я чувствую, как Коралина слегка расслабляется, прижимаясь ко мне, и останавливаюсь, чтобы нежно поцеловать ее в висок, мой голос звучит нежнее, чем когда-либо.
— Нет поражения, если ты отказываешься проигрывать. Мы можем потерпеть поражение, только когда перестаем верить в себя, Коралина.
Она поворачивает голову и смотрит на меня снизу вверх, уткнувшись подбородком мне в грудь.
— Откуда ты так много знаешь о шахматах?
— Когда я был маленьким, я постоянно слушал шахматные матчи в наушниках. Это успокаивало меня, когда мне нужно было слишком много сказать, но не было места для разговоров.
Мы погружаемся в мой серый плед, прислушиваясь к дыханию друг друга. Приятно осознавать, что то, что приносило мне утешение в детстве, теперь может делать то же самое для нее.
Несколько минут мы сидим вот так, пока она не переводит дыхание и не продолжает говорить, заканчивая свой рассказ о своем давнем школьном парне Эммете, который покончил с собой сразу после того, как она с ним рассталась.
— Стивен был лишь подтверждением, единственным из них, смерти кому я действительно желала, а он выжил. Он всегда был так убежден, будто это моя вина, что я оказалась в его подвале. Что во мне было что-то такое, что превратило его в одержимого монстра, заставило его чувствовать, что он должен обладать мной, иначе он умрет.
— Вот почему он называет тебя Цирцеей, — выдыхаю я.
То, что когда-то было дурацкой шуткой, которую Реджина бросала ей в лицо, превратилось для нее в реальность. Коралина искренне верила, что она проклята. Что ее сглазили, чтобы погубить мужчин и мальчиков, которые решили полюбить ее.
Вот почему она так боится впустить меня, потому что боится причинить мне боль. Что само по себе говорит мне все, что мне нужно знать о Коралине. То, чего она даже в себе не замечает.
Она не жестокая и не злая.
Она готова прожить свою жизнь в одиночестве, если это означает, что она не причинит вреда другим людям.
— Если бы ты ценил свою жизнь, то перестал бы пытаться заставить меня влюбиться в тебя, — бормочет она, уткнувшись мне в грудь.
Я смеюсь, непривычный звук откуда-то из глубины моего горла. Звук, которым я не пользовался.
Ее глаза расширяются, и в них появляется немного больше света, чем раньше.
— Тебе следует больше смеяться, Сайлас. Почему ты так стараешься скрыть это?
— Я дал обещание одному человеку, которого поклялся защищать. Клятва, которой я придерживался очень долгое время, Хекс.
— Обещание молчать?
Я прикусываю внутреннюю сторону щеки.
— Что-то вроде этого.
Это побуждает ее выпрямиться, она садится на меня, ее ноги по обе стороны от моего тела. Я кладу руки за голову, и чувствую тепло между ее бедер.
— Дай мне его.
— Дать тебе что? — я приподнимаю бровь, перевожу взгляд на ее обнаженные бедра.
— Не это, — она закатывает глаза, улыбаясь. — Я дала тебе слово быть хранителем твоих секретов. Ты дал клятву, хранил секрет. Теперь ты можешь отдать его мне.