Клятва ненависти
Шрифт:
С тех пор, как неделю назад он забрал Рагну, я почти не сказала ему ни слова. Селена была права, предупредив меня о нем. Она сказала мне, что Киллиан вытащит все мои уязвимые места и использует мои слабости против меня. Я была дурой, когда думала, что смогу справиться с Киллианом Спенсером и выйти из этой битвы невредимой.
Дура, которая была влюблена.
Дура, которая верила во второй шанс в жизни.
Дура, которая думала, что найдет искупление
Но я не была дурой, думая, что Киллиан покончил со мной. Нет, он по-прежнему находил способы меня оскорбить,
Уильям продолжал рассказывать о бале-маскараде, рассказывая нам, как, по его мнению, пройдет ночь, а затем разговор перешел к их работе, разговорам о предстоящей кампании Киллиана на пост сенатора, которая не имела ко мне никакого отношения.
Итак, я откинулась на спинку стула и просто кивнула.
Но даже тогда Киллиан не давал мне покоя. Он действительно был шипом, воткнутым под мою плоть. Его большой палец обвел мое колено, и я нахмурилась. Какого черта?
Его прикосновение было неуверенным, почти дразнящим. Потрясенная, я обнаружила, что замираю, когда его пальцы скользнули мимо разреза моего платья, пока его бездушная рука не оказалась на моей обнаженной коже. Кожа покрылась мурашками, и у меня перехватило дыхание.
О Боже. Что он делает?
Мой взгляд метнулся к Уильяму, но он не знал о намерениях своего сына. Я схватилась за край стола, когда его пальцы двинулись выше к стыку моих бедер.
Мои ноги сжались, но в итоге его рука оказалась в ловушке между моими бедрами, и Киллиан усмехнулся.
Я должна была остановить его. Я действительно должна была, но именно то, как он ласкал меня, заставило меня остановиться. Нежно. Обманчиво нежно. Дразняще.
Кроме двух поцелуев, которые мы разделили, Киллиан больше не прикасался ко мне. Он очень рано сказал мне, что ему противна сама мысль прикасаться ко мне; что изменилось сейчас?
И я поняла... ради собственного рассудка я должна была остановить его.
Но я этого не сделала.
Потому что я была жадной до наказаний.
И потому, что хоть мой муж и был брутальным мужчиной, я жаждала его прикосновений. Переполненная желанием, я позволяла ему делать то, что он хотел.
Назовите меня слабой; назовите меня бесхарактерной – но вы не поймете. У меня были свои причины.
Я едва слышно вздохнула, когда Киллиан добрался до моих атласных трусиков. Мой живот наполнился теплом, а сердце напряглось, внезапно почувствовав себя таким пустым. Когда в последний раз я наслаждалась собственным удовольствием и доводила себя до оргазма? Я не могла вспомнить…
Может быть, это было из-за того, что меня так долго не трогали, или, может быть, это было просто потому, что я так жаждала близости – я была невероятно возбуждена.
Умиляться этому жестокому человеку и позволять себе наслаждаться этим, в то время как его отец сидел рядом, обедал и разговаривал с сыном – я действительно была дурой.
Киллиан провел указательным пальцем по моей мокрой щели в трусиках. Мое сердце колотилось от восхитительного ощущения, прокатившегося по моему телу. Осторожно он оттянул трусики в сторону, и прохладный
У меня перехватило дыхание, когда его пальцы коснулись моего тела. Твою мать. О Боже! С изысканной нежностью он раздвинул мои влажные складочки, его большой палец коснулся моего затвердевшего клитора. Я тихонько заскулила и прикусила губу, сдерживая стон, который грозил вырваться из моего горла.
Останови его, кричал мой разум.
Не надо, умоляло мое тело.
Это было так хорошо, хотя это было так неправильно. Я хотела плакать; Я хотела молить о пощаде; Я хотела, чтобы он остановился, но мне нужно было, чтобы он продолжал.
Я звучала безумно даже для себя. Итак, как я могла когда-либо объяснить себя кому-либо? Чтобы они меня поняли?
Пульс между моими ногами был почти невыносим в этот момент, и я боялась, что могу просто испытать оргазм за столом. Как ужасно, но все же… Я не остановила Киллиана.
Как будто все мои чувства покинули меня, и я осталась с жадным телом, которое нуждалось в его ласке больше всего на свете.
Киллиан продолжал беседу с отцом со всем олицетворением спокойствия. Он был таким сдержанным, а я была такой… неуправляемой.
Его большой палец двигался кругами, массируя мою плоть, на губах играла понимающая ухмылка. Мой клитор набух и пульсировал под его большим пальцем, когда он терся и прижимался к пучку нервов. Белое горячее удовольствие разорвало меня. В моем животе не было бабочек; это был чистый огонь, прожигающий мои вены.
Мои бедра двигались против моей воли, преследуя его ласки своим необузданным желанием. Я чувствовала, насколько мокрой и липкой я была.
Мои бедра задрожали, а тело напряглось на грани оргазма. Почти в отчаянии я схватила его за запястье, заставив его остановиться. Знающие пальцы Киллиана замедлились до паузы, но он держал руку между моими ногами, в моих трусиках.
Я все еще была в кайфе, одурманенная похотью и нуждающаяся в желаниях, когда Киллиан опустил голову, чтобы прошептать мне на ухо.
— Мои пальцы были только что внутри другой женщины. Соки ее киски теперь размазаны по всей твоей. Я не верный человек, Чудовище, но, позволив мне прикоснуться к тебе… ты только что опустилась до обыкновенной шлюхи, — прохрипел он, повторяя слова, которые я ему сказала.
И тогда мой мир рухнул, напомнив мне, что, хотя я жаждала его прикосновений, все это было милым обманом.
Обмани меня один раз, позор тебе.
Обмани меня дважды, позор мне.
Обмануть меня трижды? Стыдно снова.
Словно на меня вылили ведро холодной воды, огненно-горячее наслаждение, бегущее по моим венам, схлынуло вниз, пока я не начала дрожать совсем по другой причине.
— Простите, — выдавила я, отодвигая стул от стола. Рука Киллиана выскользнула из-под моего платья, а другой рукой он поднес флейту к губам, делая медленный глоток. Все небрежно, без угрызений совести.
— Я…. Я не очень хорошо себя чувствую. Я думаю, мне нужно лечь. Прошу прощения.