Клятва Рыцаря
Шрифт:
– Одну минуту, – возразил Шовелен, спокойные манеры которого представляли полную противоположность грубому обращению Эрона. – Вы хорошо усвоили все условия нашего совместного дальнейшего путешествия, сэр Перси? – обратился он к Блейкни.
– Нашего путешествия? – медленно произнес тот. – Значит, вы уверены, что я согласен на ваши условия и готов ехать с вами дальше?
– Если вы откажетесь ехать дальше, – с диким бешенством закричал Эрон, – я сейчас же собственными руками задушу эту женщину!
Во взгляде, брошенном на него Блейкни, знавшие его люди прочли бы страстное желание убить негодяя, но он сдержался, взглядом умоляя Маргариту простить, что ей приходится присутствовать при такой тяжелой сцене.
– Значит, вы не оставляете мне выбора, – спокойно произнес Блейкни, обращаясь к Эрону. – В таком случае вы действительно правы: нам здесь нечего ожидать.
Глава 15
Лил дождь. Между деревьями завывал ветер, обдавая холодными брызгами лица всадников, ехавших с опущенными головами. Мокрые поводья скользили у них из рук; лошади вздрагивали и мотали головами, когда в уши им попадала вода.
Уже три дня продолжалось это невыносимое однообразие, прерываемое лишь остановками на постоялых дворах да переменой конвойных. Стук копыт заглушался шумом колес двух экипажей, каждый из которых был запряжен парой сильных лошадей, сменяемых при каждой остановке. На козлах карет сидело по солдату, наблюдавшему, чтобы между экипажами и конвоем оставалось известное расстояние.
Вечером на второй день пути с путниками произошло маленькое приключение. Собираясь сесть в карету после остановки близ Амьена, Блейкни, вследствие слабости некрепко державшийся на ногах, почти упал на Эрона, и последний, невольно потеряв равновесие в скользкой грязи, ударился о подножку, порезав себе висок. С этой минуты ему пришлось носить на лбу повязку, что не придало ему красоты, но окончательно испортило настроение. Ему хотелось все время ругаться, драться и сокращать остановки, но Шовелен не допускал этого, заботясь, чтобы солдаты хорошо отдохнули и были сытно накормлены.
Все это Маргарита видела, как в движущейся драматической панораме, равнодушно ожидая, когда опустится занавес по окончании последнего акта трагедии, и чувствуя себя не в состоянии пальцем шевельнуть, чтобы отсрочить неизбежную страшную катастрофу. На улице Сент-Анн ее попросили пересесть в другую наемную карету, которая следовала за первой на расстоянии около пятидесяти метров и была также окружена вооруженными всадниками. Шовелен и Арман ехали вместе с ней.
Два раза в день весь кортеж останавливался, и брат с сестрой под конвоем проходили на скромный постоялый двор, где их ожидал незатейливый обед и где душный воздух всегда был полон запахом лука и старого сыра. Большею частью им предоставлялась вся комната, но за дверью стояли солдаты на часах; и Маргарита с Арманом добросовестно старались есть все поданные кушанья, чтобы не ослабеть к концу дороги. Первую ночь они провели в Боне, следующую – в Аббевиле, где к их услугам оказалось довольно чистое помещение в самом городе, но часовые не отходили от их дверей, так что, в сущности, они никогда не оставались наедине.
Блейкни они почти не видали. Во время дневных остановок, вероятно, еду ему подавали в карету, а ночью, когда он покидал ее и направлялся к ожидавшему его ночлегу, он был так окружен солдатами, что видна была только его голова.
Один раз Маргарита, отбросив гордость, обратилась к Шовелену с вопросом о муже.
– Он здоров и весел, леди Блейкни, – ответил тот с насмешливой улыбкой. – Положительно, англичане – замечательный народ и нам, галлам, невозможно их понять. Они с чисто восточным фатализмом покоряются велениям судьбы. Известно ли вам, например, что, когда арестовали сэра Перси, он пальцем не шевельнул, а мы с товарищем думали, что он станет защищаться, как лев. Теперь он должен был прийти к осознанию, что спокойная покорность окажется для него в конце концов гораздо полезнее, и он так же спокоен, как я сам.
– Но он… – с усилием прошептала Маргарита: ей так тяжело было говорить с жестоким негодяем, видимо, насмехавшимся над ее горем. – Вы… Вы не держите его в цепях?
– О нет! – ответил Шовелен. – Раз у нас есть такие заложники, как вы, леди Блейкни, и гражданин Сен-Жюст, то нам нет причины опасаться, что неуловимый Рыцарь Алого Первоцвета будет у нас похищен.
Арман уже готов был дать горячий отпор этим издевательствам, но Маргарита крепко сжала его руку, и он промолчал. Сидя рядом с сестрой, он пытался утешать ее всякий раз, когда их оставляли вдвоем, но не мог не удивляться ее спокойствию. Она заговаривала с ним так редко, что у него невольно являлось подозрение: не догадывается ли она, что ожидавшая их ужасная судьба была результатом предательства ее родного брата? От этого предположения был только один шаг до вывода, что ему лучше всего прекратить свою жизнь, навсегда устранив себя с пути близких и дорогих ему людей. Но присутствие Маргариты вскоре заставило Сен-Жюста отказаться от этой мысли. Теперь он уже не имел права располагать своей жизнью: она принадлежала вождю, которого он предал, и сестре, которую он был обязан охранять и поддерживать.
О Жанне он не думал, она была навеки потеряна для него с того дня, как он запятнал себя поступком, достойным Каина.
Глава 16
– Проснитесь, гражданин, мы в Креси. Это наша последняя остановка.
Арман очнулся от тяжелого состояния не то сна, не то бодрствования, в котором находился всю дорогу, после того как они на рассвете покинули Аббевиль. Стук колес по грязи, мерное покачивание кареты, неумолчный шум дождя убаюкали его, погрузив в какое-то оцепенение.
Шовелен уже выскочил из кареты и помогал Маргарите выйти из экипажа. Взяв сестру под руку, Арман между рядами солдат направился с нею к дому. Они прибыли в маленький городок, улицы которого были вымощены грубым камнем, а мокрые от дождя сланцевые крыши блестели при бледном свете холодного зимнего дня. Экипажи остановились перед одноэтажным зданием с длинной деревянной верандой. Комната, в которую Арман ввел сестру, ничем не отличалась от прочих подобных комнат: те же сырые стены, те же обычные слова: «Свобода, равенство, братство!», написанные углем над темной железной печкой; душный, сырой воздух с неизбежным запахом лука и старого сыра; те же жесткие скамейки и стол с грязной, дырявой скатертью.
У Маргариты кружилась голова после пятичасовой езды в душной карете, и, когда Арман подвел ее к столу, она почти упала на скамейку.
– Ах, если бы все уже было кончено! – невольно прошептала она. – Знаешь, Арман, мне иногда кажется, что я схожу с ума. Скажи мне, ты этого не находишь?
Сен-Жюст сел рядом с ней и постарался ее успокоить.
В дверь постучали, и, не дожидаясь ответа на стук, в комнату вошел Шовелен.
– Смиренно прошу прощения, леди Блейкни, – начал он с обычной своей учтивостью, – но наш почтенный хозяин только что сообщил мне, что у него нет другой комнаты, где он мог бы подать обед. Поэтому я вынужден обеспокоить вас своим присутствием. – Хотя он говорил крайне вежливо, его тон не допускал возражений; не дожидаясь ответа Маргариты, он сел напротив нее и продолжил весело болтать: – Наш нелюбезный хозяин напоминает мне нашего старого друга Брогара в Кале; вы его помните, леди Блейкни?
– У моей сестры кружится голова от чрезмерного утомления, – твердо заявил Арман. – Прошу вас, гражданин, иметь к ней некоторое снисхождение.
– Сколько угодно, – весело ответил Шовелен. – Я думал, что эти приятные воспоминания ее позабавят. А вот и суп! – прибавил он, когда хозяин поставил миску с дымящейся похлебкой. – Леди Блейкни, позвольте предложить вам немного супа.
– Благодарю вас, – тихо сказала Маргарита.
– Постарайся поесть, – шепнул Арман, – и соберись с силами… ради него, если не ради меня.