Клятва Рыцаря
Шрифт:
Де Батц, на многих тогдашних патриотах испытавший силу золота, нисколько не сомневался в успехе своего дела и смотрел на Эрона с самодовольной улыбкой.
– Ладно, – произнес агент, словно вдруг на что-то решившись, – я возьму деньги, только с одним условием: вы оставите Капета [2] в покое.
– Дофина?
– Называйте его, как хотите, – сказал Эрон, подходя ближе и с ненавистью глядя на своего сообщника, – но предоставьте его нам.
2
Революционеры называли короля Людовика XVI гражданином Капетом; тем же именем они называли и дофина.
– Чтобы вы его убили? Как же я могу помешать этому?
– Вы и ваши сообщники хотите увезти его отсюда, а я этого не допущу. Если мальчишка пропадет, то и я пропаду, так сказал Робеспьер. Не троньте Капета, а не то я не только пальцем не шевельну, чтобы помочь вам, но собственноручно сверну вам шею!
В глазах Эрона было столько беспощадной жестокости, что де Батц невольно вздрогнул и, отвернувшись, стал смотреть в огонь, прислушиваясь к тяжелым шагам ходившего по комнате агента Комитета.
Вдруг он почувствовал, что кто-то положил руку ему на плечо. Он чуть не вскрикнул от неожиданности, что заставило Эрона рассмеяться: он любил вселять страх в сердца людей, с которыми ему приходилось сталкиваться.
– Я сейчас отправлюсь в свой обычный ночной обход, – отрывисто сказал он, – пойдемте со мной, гражданин де Батц!
Приглашение прозвучало скорее как приказание, и так как де Батц колебался, Эрон сделал ему повелительный знак следовать за собой. Взяв из передней фонарь, он вытащил из-под камзола связку ключей и стал нетерпеливо побрякивать ими.
– Идемте же, гражданин! – сурово произнес он. – Я хочу показать вам единственное сокровище в этом доме, до которого вы не должны дотрагиваться своими проклятыми пальцами.
Де Батц наконец принудил себя встать, чувствуя, как ужас сковывал все его члены, в чем он самому себе не хотел признаться. Он готов был вслух уверять себя, что нет основания трусить. Эрон не сделал бы ему никакого вреда, зная, что этот неисправимый заговорщик представляет для него неистощимый источник дохода. Три недели скоро пройдут, а там можно возобновить договор.
Эрон все еще ждал у двери, и де Батц, с большим трудом поборов свое волнение, плотно закутался в плащ, после чего вышел из комнаты, стараясь заранее предугадать, на какие жестокости и оскорбления придется ему натолкнуться во время этого ночного обхода.
Глава 5
Барону снова пришлось проходить бесконечными коридорами обширного здания; из-за узких решетчатых окон до него опять доносились душераздирающие стоны и страшные проклятия, свидетельствовавшие о совершавшихся за стенами трагедиях. Эрон шел впереди, и де Батц едва поспевал за ним. Да он, собственно говоря, и не нуждался в проводнике: немногие из парижан знали так хорошо расположение тюрьмы с целой сетью камер и дворов, как тщательно изучивший ее де Батц.
Все ворота охранялись стражниками; в коридорах и дворах на каждом шагу встречались солдаты; некоторые из них курили или играли в карты, другие расхаживали с ружьем на плече, но все без исключения были настороже. Эрона все прекрасно знали в лицо, и хотя в эти дни всеобщего равенства никто не отдавал воинской чести, однако каждый из стражников сторонился, уступая дорогу, или даже предупредительно отворял дверь перед главным агентом Комитета общественного спасения.
Дойдя до главных ворот, Эрон постучал ключами в дверь комнаты привратника, и так как она не сразу отворилась, то сам отворил ее ударом ноги.
– Где привратник? – высокомерно спросил он.
– Лег спать! – проворчал кто-то сидевший в углу на корточках, но вставший по суровому приказанию Эрона и теперь тяжелыми шагами подходивший к нему с сапогом в одной руке и щеткой – в другой.
Это был тот самый человек, который только что провожал де Батца к Эрону.
– Ну, тогда ты бери фонарь и иди с нами! – сказал ему главный агент, сердито глядя на спящего привратника. – А почему ты все еще здесь? – вдруг прибавил он, точно что-то вспомнив.
– Гражданин привратник остался недоволен тем, как я вычистил его сапоги, – проворчал тот, к кому обращался Эрон. – Настоящий аристо! Ну, уж и место здесь! Каждый день вычисти двадцать камер да сапоги чисть любому сторожу или привратнику. Неужели это – подходящее дело для доброго патриота?
– Если ты недоволен этим, гражданин Дюпон, – сухо произнес Эрон, – то можешь убраться, куда угодно, на твое место найдутся тысячи желающих.
– Работаешь девятнадцать часов в сутки и за всю эту каторгу получаешь девятнадцать су… – продолжал ворчать Дюпон, однако Эрон уже не слушал его.
– Вперед, капрал! – отрывисто приказал он, обращаясь к группе солдат, ожидавших снаружи. – Возьми с собой четверых солдат, мы пойдем в башню.
Маленькая процессия двинулась в путь. Впереди всех с фонарем шел Дюпон, сгорбившись и волоча ноги, за ним – капрал с двумя солдатами и Эрон рядом с де Батцем; остальные два солдата замыкали шествие. Эрон передал ключи Дюпону, и тот, отомкнув дверь, пропускал мимо себя всю процессию, каждый раз снова замыкал дверь и снова шел впереди всех. Сделав два или три поворота по винтовой каменной лестнице, все очутились перед тяжелой дверью. Де Батц впал в некоторое уныние: предосторожности, принятые Эроном для охраны «самой драгоценной жизни в целой Европе», оказались гораздо сложнее, чем он предполагал. Теперь он понял, что для освобождения дофина потребуется масса денег, сверхъестественная изобретательность и безграничное мужество. Только первым из этих условий самодовольный интриган обладал в достаточной степени, так как в австрийских деньгах ему не было отказа. Что касается изобретательности и мужества, то он верил, что у него и того, и другого вполне достаточно, хотя в его попытках освободить королевскую семью эти качества плохо ему служили. Де Батц не допускал мысли, чтобы Рыцарь Алого Первоцвета и члены его Лиги могли в чем-нибудь его превзойти; надо было лишь устроить так, чтобы они никак не могли помешать ему в попытке освободить дофина.
Из этой задумчивости его вывел резкий оклик Эрона, подозвавшего его к себе. Вынув из кармана ключи, агент собственноручно отпер тяжелую, обитую железом дверь и отрывисто приказал де Батцу и Дюпону пройти в помещение, после чего снова запер за ними дверь, оставив солдат снаружи. Перейдя через темную переднюю, он постучал в противоположную дверь.
– Симон, ты здесь, старина? – крикнул он.
За дверью послышалась какая-то возня, словно передвигали мебель, затем дверь распахнулась, и грубый голос пригласил поздних посетителей войти.