Клятва рыцаря
Шрифт:
Флорис де Трилльон стоял во втором ряду. Он не смотрел на девушку, а сосредоточил все свое внимание на Дитрихе, радуясь, что его глаза искрятся счастьем.
— Этим поцелуем, — взволнованно произнес Дитрих и нерешительно положил руки на плечи Герлин, — я подтверждаю то, что беру тебя в жены. — Он поцеловал ее в губы, робко и немного неумело.
Герлин не удержалась и провела рукой по его волосам, чтобы успокоить его, как успокаивают ребенка.
— Этим поцелуем, — повторила она, — я подтверждаю то, что беру тебя в мужья! — И она еще раз поцеловала его — решительно и не так невинно.
Лицо Дитриха
Наконец рыцари под рукоплескания всех собравшихся провели пару к сиденью на возвышенности, которое Дитрих делил с Лютгарт во время праздничного ужина. Лютгарт, натянуто улыбаясь, освободила место для Герлин. Она по-матерински (или по-сестрински) поцеловала Герлин, и та благосклонно пригласила ее сесть рядом. Сделала она это не без скрытого умысла. Если Лютгарт будет сидеть рядом, Дитрих не сможет посадить возле Герлин Флориса. А она сейчас не смогла бы сидеть возле него.
Дитрих пригласил господина Соломона занять место слева от него — небольшое нарушение правил, ему следовало пригласить на это место своего родственника Роланда, однако в этом случае он не стал следовать обычаю. Возле Соломона сел отец Герлин, за ним — Флорис, достаточно далеко от Герлин, чтобы иметь возможность посмотреть ей в глаза.
Теперь перед рыцарями, пьющими вино в неограниченном количестве, предстали фокусники и трубадуры. Герлин и Дитрих только пригубили свои кубки, а вот Флорис, равно как и Соломон, беспрестанно наполняли свои. Герлин это заметила и поймала себя на том, что ей это было неприятно. Но, с другой стороны, первейшим советникам юного графа было что отмечать в этот вечер.
— Не будете ли вы… не будешь ли ты против, если мы вскоре отправимся в свои покои? — тихо спросил Дитрих, когда Герлин одарила третьего певца небольшим украшением.
Для этого она взяла с собой еще одну шкатулку и немного беспокоилась, хватит ли ей приданого для подарков, которых ожидали народ и рыцари от новой хозяйки Лауэнштайна. Однако, возможно, Дитрих снова выручит ее.
Герлин кивнула.
— Это был долгий день… — пробормотала она, однако затем выдавила из себя улыбку, — за которым для нас последует еще более долгая ночь. Я рада быть с вами… с тобой, мой возлюбленный.
Большинство рыцарей еще не были слишком пьяны, когда настало время проводить Герлин и Дитриха в их покои — большие, обставленные новой мебелью комнаты, которые стали неожиданностью для Герлин.
— Тебе нравится? — нетерпеливо спросил Дитрих, когда за толпой горланящих гостей и музыкантов закрылась дверь. — Я сам все выбирал… ну, не без помощи господина Соломона…
Во всем в этих комнатах угадывался изысканный вкус еврея, здесь преобладали восточные мотивы. Кресла, столы и сундуки были простыми, слегка украшенными резьбой, однако дерево было дорогим, ценных пород. Пол устилали толстые ковры, во всех креслах лежали подушки, что придавало комнатам уюта. Не было ощущения тяжести и переполненности, все было замечательно обустроено. Герлин с восхищением разглядывала резные керосиновые лампы, золотые чаши, изысканные сосуды и канделябры, украшавшие комнаты.
— Это все привезено из Аль-Андалуса! — с гордостью сообщил Дитрих. — Так господин Соломон называет земли мавров на юге. Они…
Герлин с улыбкой зажигала свечи и вертела в руках керосиновую лампу, пока не поняла, как она работает. Ее удивило, что она так ярко светила.
— Слушать о дальних странах невероятно увлекательно, — произнесла она бархатным голосом. — Но сегодня ночью мы здесь, чтобы исследовать новую землю — наш собственный берег любви, Дитрих. Позволь мне быть твоей проводницей.
Дитрих покраснел, когда Герлин расстегнула пряжки своего платья и оно соскользнуло на пол.
— Разве ты не хочешь мне помочь, любимый?
Юноша неуверенно нащупал ленты на ее шелковой рубашке и нервно сглотнул, увидев ее обнаженной. Герлин помогла ему снять синюю тунику, которую он надел в этот вечер с темно-синими штанами и сапогами из мягкой кожи. Дитрих чувствовал себя неловко. Он сам быстро разделся и затем в замешательстве стал перед ней — худощавый юноша, тело которого было покрыто синяками и ссадинами. Герлин невольно увидела в нем ребенка, который упал во время игры, однако она знала, что ее юный супруг смотрел в лицо смерти. Он заслужил награду.
— Пойдем! — нежно произнесла она, взяла его за руку и повела к их ложу.
Там их ждал кувшин с вином, и Герлин наполнила кубок. Она сначала поднесла его Дитриху, а затем и сама сделала большой глоток. При «дворе любви» девушки мечтали быть посвященными в любовные тайны. Однако сейчас Герлин придется самой направлять их ладью к берегам страсти. Она ласково увлекла юношу на ложе и принялась целовать его. Она покрывала легкими поцелуями его поврежденное плечо, нежно поглаживала ссадины и синяки. Дитрих был способным учеником — похоже, кто-то преподал ему основы соблазнения. Его поцелуи, руки, блуждающие по ее телу, доставляли Герлин наслаждение — она закрыла глаза и попыталась сосредоточиться только на его ласках, чтобы не видеть перед собой лицо другого, от которого ей хотелось бы получить эти нежности. И тем более она не хотела думать о Соломоне из Кронаха, который подобрал для них это ложе и позаботился о том, чтобы их любовная игра была освещена танцующими огоньками керосиновых ламп…
Герлин поблагодарила Бога за то, что Дитрих не взял ее быстро и напористо, как она опасалась. Юноша был робким, сильно переживал и не мог быстро возбудиться. Он, несомненно, наслаждался каждым мгновением, проведенным с Герлин, однако у нее сложилось впечатление, что он словно выполнял задание и добросовестно вычеркивал пункт за пунктом. Герлин чуть не рассмеялась при этой мысли. Дитрих так же серьезно воспринимал любовные утехи, как и боевые упражнения и учебу. В конце концов Герлин удалось возбудить его ласками и поцелуями, когда она поняла, что уже готова сама, и он наконец позабыл указания своего чересчур усердного учителя.
Дитрих стал действовать так, как ему подсказывала природа. Он любил свою жену страстно и с ликующим восторгом. Герлин подавила крик от боли, когда он вошел в нее, однако затем с наслаждением приняла его. Она обняла его и положила его голову себе на плечо, когда он, преисполненный блаженства, однако обессиленный, лег возле нее.
— Это было невероятно! — прошептал он. — Ты… ты тоже это испытала? Я сделал тебя счастливой?
Герлин кивнула.
— Я не могу пожелать себе более нежного и внимательного супруга! — сказала она. И это была правда.