Клятва золотого дракона
Шрифт:
– Нет, – тихо сказал Обжора, и Кьярум осекся, а потом громче, мотая головой всё быстрее: – нет-нет-нет! Ты не можешь, Пеплоед! Ты не можешь! Я ведь ждал всю жизнь, и теперь ты говоришь мне, что я должен снова ждать? Нет, нет-нет-нет, ты обещал! Ты сказал, что впереди будут свершения, ты повел меня сюда ради больших и важных дел, я так долго шёл, я шёл, мне было страшно, мне было так страшно, просторно и холодно, эти прыгуны так жутко воняют и так больно кусаются, а эта липкая паутина, а этот безумец, Шнейтик, я до сих пор слышу его голос, а тот мальчик с железными ногами, эти чучела, эта тьма повсюду, нет, нет, ты говоришь, теперь я должен…
Гилли перехватил воздуха и закричал:
–
По большому квадратному лицу Обжоры текли слёзы. Звон от его криков стоял в ушах у Кьярума и, кажется, отражался где-то в глубине горы. Пеплоеду казалось, там что-то похрупывает.
– Слушай, Гилли…
– Сам слушай! Меня вела только вера, что всё это я одолеваю ради чего-то важного! Что это просто нужно превозмочь! Найти в себе силы, дойти до того важного, которое впереди! И ты не можешь теперь сказать, что я должен просто отбросить это всё, а когда-нибудь потом попробовать еще раз!
Это выглядело так, словно гора пришла в движение – прямо между ними и дорогой на юг: камень расступился и выпустил машину. Она была здоровенной, как дракон, она была двуногой и двурукой: переплетение стальных полос, складывающихся в широкие плечи, мощную грудь, большие руки с пальцами-дробилками. Приплюснутая змеиная голова с четырьмя тусклыми глазами, сиденье для механиста над лопатками.
Сборщик. Быстрый, сильный, созданный, чтобы освобождать гномов из-под завалов – ох, двести лет назад эти машины были безусловно удачным творением ардингцев, но ровно до тех пор, пока каждую из них вёл механист! А если механист погибал или терял свою машину…
Сборщик повернул голову к гномам, глаза его загорелись ярче, дрогнули пальцы-дробилки, пальцы-буравчики, пальцы-расплющиватели-гномов-в-кровавую-кашу.
– Твою кочергу! – заорал Кьярум и побежал.
А Гилли не побежал, не сразу сообразил Пеплоед, а когда до него дошло, он остановился, обернулся и схватился за голову, не зная, хохотать или ругаться, и это действительно выглядело одновременно жутко и смешно. Обжора выскочил прямо перед сборщиком, выхватил свой меч и теперь крутил им немыслимые сверкающие вензеля, крича:
– Ты не смеешь угрожать мне, машина! Я гном! Я Гилли из рода воинов!
Сборщик с любопытством наклонил голову, мигнул одним глазом, потом двумя другими и потянул к Обжоре руку.
– Гилли! – кричал Кьярум. – Твою кочергу! Беги!
– Я не побегу! – заходился Обжора, и клинок в его руках танцевал.
Машина в сомнении замерла с протянутой рукой – только одна эта рука была длиннее гнома, додумавшегося тягаться со сборщиком.
– Я не канарейка! Я Гилли из рода воинов! Ты не смеешь махать на меня руками! Ты машина и должна подчиниться мне!
– Гилли! – орал Кьярум. – Даже стражие змеи не подчиняются кому попало! Он убьет тебя! Беги!
– Мой дед был механистом, мой прадед был воином! – кричал Обжора, и пот заливал его лицо. – Машина покорится мне, или один из нас погибнет!
– Даже Жало ничего ей не сделает, бе…
Кьярум поперхнулся собственным воплем, когда сборщик сразу двумя ладонями схватил Гилли и сжал. Кажется, совсем легонько. Сжал и отбросил, и окровавленный комок пролетел над головой Пеплоеда, ударился о стену с гулким влажным звуком, потом рухнул на пол и остался лежать. Бесформенная груда в мантии, снова окрашенной вишнёвым, и сломанный клинок рядом с ней. Сборщик перевёл взгляд на Кьярума и в раздумье наклонил голову.
– Твою кочергу, – сказал ему Кьярум.
Где-то
Пеплоед орал. Кто-то поднимал его под потолок пещеры, к уступу, с которого ему махали незнакомые гномы в кожаных доспехах, а удивленный сборщик, вертящий головой, остался внизу. И тело Гилли осталось внизу. И Кьярум мог бы поклясться, что перед тем, как обзор ему закрыла каменная стена, он видел, как к Обжоре идёт-скользит светловолосая гномка в струистом белом платье и что-то наигрывает на крошечной золотистой лире.
Нечасто в Гимбле видят механистов, которые среди дня носятся по городу. Ладно еще если в квартале Мастеров – механистам то и дело требуются всякие железки и сложные детали, хотя многое они делают сами, но и в мастерские иногда приходят… впрочем, после появления дракона в Гимбле механисты и мастера друг друга избегали. Или, скажем, никого не удивляло, если Фрюг Шестерня появлялся в Дворцовом квартале. Но чтобы в Чистом, да еще вместе с Годомаром Рукатым, и чтобы у обоих были такие сумрачные лица – ну прямо не гномы, а пара стрелунов! Жители провожали механистов удивленными и слегка встревоженными взглядами – у многих появилось ощущение, будто те сейчас начнут творить пропасть знает что: врываться в двери и выбивать окна, к примеру, хотя не очень-то побезобразничаешь в чужом квартале, полном гномов, но кто их знает, этих механистов, даже без машин.
Фрюг и Годомар пришли ко врачебнице Жижиля Головастого и вежливо, хотя чрезмерно громко, постучали. И все в Чистом квартале видели, как Жижиль открыл дверь, очень удивился, но охотно впустил Фрюга и Годомара, а о чем они говорили внутри врачебницы – этого, понятно, никто уже не узнал.
Жижиль проводил гостей в свой кабинет – многоугольную комнату прямо в центре врачебницы. Её грел и освещал огонь камина, у стены стоял небольшой стол: металлический каркас с натянутой поверху кожей, рядом такой же табурет, несколько ящиков и коробок с горшками, застиранными до мягкости тряпками, какими-то железками. К стене приставлены полки, на которых стоят другие горшочки, поменьше и пошире. Пара кушеток и еще пара табуретиков в середине кабинета и между ними – тонконогий торшер со свечами. У дальней стены стоял скелет гнома, все его суставы были заменены на металлические. Пахло плесенью и жжеными волосами.
– Годомар говорит, ты просишь механистов сделать необычную вещицу, – проговорил Фрюг, без приглашения усаживаясь за стол и разглядывая врача своим обычным сумрачным взглядом, от которого гномы похрабрей Жижиля обливались холодным потом.
– Так а что такого-то, – врач попятился и едва не свалился в камин, нервно махнул рукой на скелет: – вот, одну необычную вещь вы для меня уже делали, десять лет назад, очень хорошая получилась, я бесконечно ею, так сказать, доволен, вот просто до сего дня не нарадуюсь, я же сначала тогда в квартал Мастеров ходил, они отказали, так я к вам… и вот теперь я подумал: вы мне и еще одну… разве нет?