Клятва
Шрифт:
Я поспешила следом, не собираясь оставаться на улице в одиночестве.
У входа нас остановил огромный мужчина, подняв руку, которая в обхвате казалась не меньше моего тела, и взял у Брук паспорт. Его молчание должно было нас запугать, однако это был не бандит, несмотря на все свои мускулы и сердитый взгляд, а обыкновенный вышибала, каких мы встречали в любом клубе, куда нас заносило.
А потом он перевел взгляд с паспорта на Брук, и меня передернуло. Я ненавидела этот момент.
Он знал, что мы несовершеннолетние, а мы знали, что он это знает и
Он рассматривал Брук, пожирая ее глазами, оценивая с головы до пят.
Бруклин не возражала. Она улыбалась, изо всех сил стараясь выглядеть соблазнительной, и мне пришлось признать, что это у нее получалось. И получалось весьма убедительно. Ничего странного, что она привлекала внимание военных по всему городу.
Во мне все переворачивалось, когда он критически оценивал ее, полуприкрыв глаза. Взгляд останавливался на обнаженных местах ее тела — на шее, плечах, руках.
Закончив, здоровяк кивнул незаметной девушке, которая стояла рядом с ним, почти целиком скрытая в его тени. Чернильного цвета волосы были собраны в ниспадающий каскадом хвост; вдоль бледного лица вились крошечные черные пряди, из-за чего она выглядела юной. Слишком юной, чтобы быть в клубе.
Как я и Брук.
Девушка взяла Брук за руку и поставила на нее печать чернилами, которых в этом свете было не разглядеть.
Теперь настала моя очередь.
Я вложила паспорт в его огромную руку, надеясь избежать подобного осмотра, но тщетно.
Это воспринималось как насилие. Я старалась не обращать внимания на его взгляд, но все же там, где оказывались его глаза, по телу начинали бегать мурашки.
Почувствовав, что он изучает мое лицо, я вызывающе посмотрела на него. Плечи окаменели, но я не стала отворачиваться.
Он ухмыльнулся, довольный моей демонстрацией; под светом красных ламп его зубы окрасились алым, губы сузились. Этот человек не принадлежал ни к одному классу. В этом я была уверена. Все в нем говорило о чем-то совершенно ином. Какой класс исторг его из себя? Или же он родился среди изгоев, не по своей вине обреченный на жизнь, в которой ему не разрешалось говорить на публике… даже на англезе?
Я постаралась не мигать, но в этой игре он был лучше меня, и вскоре мне пришлось отвернуться и уставиться в пол.
Его хохот заглушил музыку, и уголком глаза я заметила, что он еще раз кивнул. Невысокая девушка с хвостом вновь выскочила вперед, ухватила меня за руку и поставила печать, сразу после этого исчезнув за громилой. Кожу под печатью начало пощипывать из-за наркотиков, которые добавлялись в тушь, чтобы расслабить клиентов. Особенно женского пола. Особенно несовершеннолетних.
Мы считали это ценой за вход.
Сканируя паспорта, он не обратил внимания на наш возраст и вернул их нам. Я не знала, куда уходит информация со сканеров, но здесь военные за нами не следили, поскольку клубы были не вполне законны.
Это не означало, что клубы запрещены, но они редко оставались открытыми дольше нескольких дней. Максимум неделю.
Бруклин ухватила меня за руку и потянула прочь от входа, навстречу идущей изнутри гипнотической музыке.
Я чувствовала, как четкий ритм басов отзывается в моих венах, и сердце билось в такт вспыхивающим огням, расположенным на потолочных балках. В тот миг я забыла о раздражении, охватившем меня во время осмотра, который я только что пережила.
Так давно я никуда не выходила, так давно не слышала настоящей музыки, что доносилась сейчас из электрической акустической системы! Звуки скользнули под кожу, найдя там теплое, уютное местечко.
— Здесь потрясающе, правда? Тебе мозги сносит? Тебе здесь нравится? — Сумасшедшая манера Брук разговаривать была бы непонятна любому, но я знала ее с детства. Я могла раскусывать эти автоматные очереди слов, как орешки.
Я осмотрела клуб. Она права. Здесь действительно было потрясающе.
В нем имелось все, что нужно. Темную, чувственную атмосферу усиливали красные, синие и фиолетовые лампы, мигающие в такт музыке. Вдоль стены просторного помещения вытянулась барная стойка из стекла и стали.
Это впечатляло, учитывая тот факт, что вчера, возможно, клуба еще не существовало, а завтра он мог исчезнуть вновь.
Большой танцпол заполняли притиснутые друг к другу тела, которые скользили, вращались и раскачивались под чарующий ритм. Один взгляд на них вызывал желание присоединиться к этому всеобщему движению.
Ритм все туже оплетал меня своими пальцами.
— Как называется этот клуб?
— «Добыча», — ответила Брук, и я улыбнулась.
Конечно, «Добыча». Всегда что-то темное, опасное. Что-то кровожадное.
Бруклин подтащила меня к бару, достала свой кошелек и выудила несколько банкнот.
— Можно две «Валки»?
Дрожь в ее голосе была едва различима.
Барменом оказалась жилистая женщина с тонкими голыми руками. Она выглядела крепкой и сама вполне могла бы быть вышибалой. Короткие торчащие волосы окрашены в темно-синий цвет, язык то и дело касался пирсинга на нижней губе. Ее странный андрогинный облик обладал определенной красотой, и, судя по тому, как барменша двигалась, доставая бутылку, чувствовала она себя в нем прекрасно. Прищурив черные глаза, она поглядела на нервную девушку перед стойкой.
Бруклин расправила плечи и постаралась твердо встретить ее прямой взгляд.
Наконец, барменша поставила на прилавок два бокала и наполнила их мерцающей синей жидкостью.
— Двенадцать, — произнесла она хриплым голосом, одновременно твердым и чувственным. Когда она подвинула нам напитки, я вдруг поняла, какими мы были еще маленькими.
Бруклин положила на прилавок единственную банкноту, и женщина убрала ее в карман. О сдаче и чаевых разговоров не было.
Взяв бокал, я сделала глоток. Сладкий вкус плохо скрывал едкость обжигающего ликера, который прочертил огненную дорожку от горла до самого желудка. Бруклин торопилась и пила жадно, проглотив половину бокала за три долгих глотка.