Клык Фенрира
Шрифт:
Волк сопротивлялся — он не хотел терять обретенную свободу, а люди вызывали страх и неприязнь, но с ним удалось справиться. Зверь, ворча, подчинился и снова затаился где-то в темном уголке души.
Выскочив из леса на дорогу, Алексей сразу метнулся обратно, заметив около кареты чужого человека. Осторожно выглянув из кустов, с удивлением узнал в нагнавшем их всаднике Сашу Воронцова. «Вот не было печали! — подумал молодой человек. — Этому-то что здесь нужно? Хорошо, что одежду в лесу оставил, а то картинка была бы шикарная — голый барин!»
Приведя себя в порядок, он наконец
— О, вот и Алексей Дмитрич! Где это ты, друг мой, гулял? Твои люди уже беспокоиться начали.
— За грибами ходил, — недовольно бросил молодой человек, вытряхивая из волос застрявшие в них еловые иголки. — А ты что здесь делаешь?
— Ну, и как грибы? Что-то я их у тебя не вижу, — проигнорировал вопрос Воронцов.
— Не нашел. — Алексей скептически осмотрел одетого по-дорожному юношу. — Год, наверное, не грибной. Только ты не ответил на мой вопрос. Куда собрался-то? По делам или просто на прогулку?
Юноша, видимо вспомнив о правилах хорошего тона, поклонился.
— Добрый день, друг мой, извини, я забыл поздороваться. — Затем, обеспокоенно посмотрев на Алексея, заметил: — Ой, а у тебя вся щека в крови! Ты поранился?
— Ерунда! Сучком поцарапался, — пробормотал Алексей, поспешно оттирая засохшую заячью кровь. — Так куда едешь-то?
Воронцов смутился, вздохнул, а затем выпалил:
— Я с вами решил отправиться! Понимаешь, Алексей, мне уже скоро восемнадцать стукнет, а я все за книжками сижу да по балам отираюсь. Вон Александр Македонский в восемнадцать лет уже войсками командовал в битве при Херонее. А я что?! Знаешь, надоело быть книжным червем. Ведь так и состарюсь, ничего не свершив.
— Ага… — Алексей иронически посмотрел на юношу. — Значит, в Александры Македонские решил податься? Ну, а я здесь при чем? Я в поход на Индию не собираюсь. Если уж так приключений захотелось, так вон сейчас Россия с Пруссией воюет. Вот и послужи отечеству. Ты ж, наверное, к какому-нибудь полку приписан?
— К Измайловскому, — пробормотал Саша. Он еще больше смутился, покраснел, а голос его задрожал от обиды и с трудом сдерживаемых слез. — Только батюшка с дядей на войну не отпускают. Толку, говорят, от тебя там никакого не будет, тебе, мол, только с книжками у теплой печки воевать. А мне обидно! Да ты не беспокойся, я не буду обузой. Я и стрелять умею, и шпагой недурно владею.
Алексей смотрел на красного, чуть не плачущего юношу и чувствовал себя последней сволочью. Но, представив Сашу со шпагой против толпы разъяренных зомби, решительно покачал головой. «Лучше уж чувствовать себя сволочью, чем увидеть растерзанное тело этого начитанного оболтуса», — мелькнула мысль.
— Нет, извини, друг, но я не могу тебя с собой взять. Дело, которое поручил мне граф, сугубо конфиденциальное, и без его разрешения я эту тайну разглашать не имею права.
Но Саша оказался упрямым и явно не хотел так просто отказываться от своего решения сопровождать ученика Сен-Жермена.
— Ты же знаешь, я разговаривал
Молодой человек с тоской посмотрел на Семена, который молча стоял в стороне и в разговор господ не вмешивался.
— Ехать бы, барин, надо. — Старый солдат обреченно вздохнул. — А то и так из-за твоих прогулок до ночи в Гатчину уже не поспеем. Вишь, и погода портится, как бы дождь не начался. — Семен озабоченно посмотрел на темнеющее небо и полез на облучок. — Тут верстах в десяти трактир был — там и заночуем, а уж утром решим, что да как.
— Ладно, — махнул рукой Алексей, — поехали, а то, и верно, задержались здесь.
«Дорога долгая, может, и удастся еще как-нибудь избавиться от этого любителя приключений, — подумал он. — Например, пошлем обратно в Питер с «важным письмом» к Сен-Жермену».
Саша сразу повеселел, ловко вскочил на лошадь и, красуясь, загарцевал рядом с рыдваном.
— Друг мой, а ты почему в карете? — спросил оживившийся Воронцов. — Верхом гораздо приятнее ехать, да и быстрее.
— Потому… — буркнул раздосадованный Алексей. В отличие от юного последователя Александра Македонского, он особой радости не испытывал.
— А все-таки? Не поверю, чтобы ты верхом не умел ездить. Может, хворь какая?
— Да нет у меня никакой хвори! — разговаривать, высунувшись из окна кареты, было неудобно. — Просто меня лошади боятся.
— Боятся?! — изумился Саша. — А почему?
— Кто ж их знает? Я спрашивал — не отвечают. Можешь сам спросить, авось с тобой будут разговорчивее.
Саша замолчал, то ли обиделся, то ли размышлял о странном отношении лошадей к своему другу.
Опасения Семена оправдались — дождь все же пошел. Налетел с холодным северным ветром, прошелестел по опавшим листьям, забарабанил по крыше кареты, горохом рассыпался по дорожной пыли. Недовольные лошади зафыркали и пошли быстрее, переходя на рысь.
Алексей, задернув шторку на окне, чтобы брызги не залетали в карету, с некоторым злорадством слушал ругань Воронцова-младшего.
— Потерпи, Александр Романыч, — послышался голос Семена. — Вон за тем лесочком деревушка будет, а в ней трактир справный. В нем господа останавливаются, что в здешних лесах охотятся.
— Да знаю я, — буркнул Саша, — чай, не первый раз этой дорогой еду.
К трактиру подъехали, когда уже стемнело. На широком дворе было людно. Громоздкая карета почти перегородила дорогу к большой избе на высоком подклете [10] . Среди десятка лошадей озабоченно сновали трактирные слуги и вооруженные люди. Вероятно, кто-то из охотников решил переждать здесь непогоду.
10
Подклет — нижний нежилой этаж здания. (Прим. редактора.)