Клык на холодец
Шрифт:
Терновник. Дуб. Омела.
Друиды, чтоб их…
Со стороны Петровского тянуло сыростью. Между посёлком и Обителью, раскинулись затянутые кувшинками пруды, возникшие на месте обвалившихся тоннелей метро. А дальше величественная дубрава плавно перетекала в непролазные чащобы, где ходить можно только звериными тропами.
– Ты как, Студент? – в голосе Бича слышалась тревога. – Идти-то сможешь? А то слетаю до трактира, за носилками. Дотащим, как меня в тот раз…
Егор вспомнил, как «партизаны», компания неунывающих барахольщиков, унесла раненого егеря с места побоища, учинённого наёмникам-сетуньцам.
Что
Век бы их не видеть вместе с этой омелой…
Егор попытался изменить положение. Не тут-то было – в рёбрах остро, болезненно кольнуло.
– Ничего, как-нибудь доберусь… ох! А ты бы меньше локтями размахивал!
– А ты бы меньше языком молол! – вызверился напарник. – Нашёл время права качать! Сам, небось, понял теперь, что к чему!
Егор кивнул. Он действительно понял… ну, почти всё.
Бич извлёк из кармана маленькую фляжку и бросил напарнику на колени.
– Вот, Студент, прими для поднятия духа. Сиди тут, а я через полчаса вернусь. Умара приведу, вдвоём мы тебя как-нибудь доставим.
Егор кивнул. Сильвана, несмотря на его настойчивые просьбы, оставили дожидаться в трактире.
– И не психуй. – добавил Бич. – Здесь тебя ни зверь не тронет, ни человек. Вблизи Обители даже комары не кусают – место такое, особенное.
Ободряюще улыбнулся – и скрылся в зарослях.
Минуты утекали вязко, словно кленовый сироп из разбитой корчаги. Егор начал подрёмывать, когда за спиной послышался хруст. Он дёрнулся – бок отозвался яркой вспышкой боли – и замер, поражённый.
Сперва в зелёном тумане подлеска мелькнула размытая светлая тень, большая, размером куда больше человека. Ветки терновника с треском раздались в стороны, и на тропу вышел громадный лось.
Белый. Совершенно. Как снег.
Егор не мог поверить своим глазам – даже чудовищные рога выглядели так, словно их покрывал толстый слой пушистого инея.
Величественное создание замерло посреди тропы. Егор боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть видение. Белый лось был на треть крупнее прочих своих собратьев – четвероногий, рогатый айсберг, ожившая мраморная статуя, странствующая по заповедным чащобам. Егерь прав – места возле Обители друидов действительно очень, очень особенные.
Белый лось шумно повёл боками и скрылся в кустах. Егор не шевелился, считая удары сердца. На счёт «двадцать пять» выдохнул – оказывается, всё это время он сдерживал дыхание.
Снежный призрак исчез, растаял между стволами буков и грабов, оставив наглядное доказательство своей реальности – кучу лосиного помёта прямо посреди тропы и едкий, густой смрад крупного зверя.
Егор нашарил фляжку, дрожащими пальцами открутил крышечку, глотнул. Ожидание не обмануло – во фляжке был коньяк. Зная вкусы напарника, можно было ожидать «Хеннесси» или, на худой конец, «Наири». Но сейчас Егору было не до дегустации – он глотал ароматную жидкость, как воду. Потянулся, шипя сквозь зубы от боли, за сумкой, нашарил свёрток с лавашом и полосками копчёной оленины, сильно пахнущими пряностями и травами. Он жевал нехитрую дорожную закуску, время от времени прикладываясь к горлышку. А потом – сидел, расслабленно привалившись к корню, и сквозь накатывающий сон прикидывал, где бы раздобыть такую же фляжку – маленькую, овальную, из настоящего британского пьютера.
В самом деле – если после такой встречи не выпить чего-нибудь покрепче, это же спятить можно…
X
Столу полагалось быть металлическим, никелированным и обязательно на колёсиках. – на такие в киношных моргах кладут трупы. Но что поделать, если друиды, даже те, кого они сами считают отступниками, терпеть не могут холодное железо? Друиды предпочитают дерево, камень или чёрную бронзу, которая после правильной обработки не уступает твёрдостью лучшим маркам стали.
Этот стол был сложен из брусков жёлтого песчаника, который некогда добывали в подмосковных каменоломнях и на телегах везли в город и окрестные имения, чьи владельцы желали пустить соседям пыль в глаза. Вроде московского купца Митрофана Грачёва, отгрохавшего господский дом по образцу своего любимого казино в Монте-Карло. Постройка и правда, вышла на загляденье – с кариатидами, гранёными куполами, статуями львов у парадного подъезда и прочими атрибутами французского ренессанса.
Итак, стол. Он громоздился посреди обширного подвала, тяжёлый, монументальный, словно египетский саркофаг.
Высокий человек, до пят скрытый плащом с капюшоном, подошёл к «саркофагу» и плеснул на камень остро пахнущим настоем из крошечной бутылочки. Прошептал несколько слов на непонятном языке, повёл ладонями и…
Серо-зелёные пятна, возникшие там, где капли упали на камень стали расти, расползаться, сливаясь в сплошной покров лишайника, вспухающий пульсирующими волдырями. Владелец подземелья, удовлетворённо кивнув, извлёк из складок балахона ветку с острыми листочками и мелкими белыми ягодами – и провёл ею, обозначая очертания человеческой фигуры. «Волдыри» послушно задвигались, поползли и заполнили контур, образовав пузырчатое, шевелящееся ложе. Обнажённое тело мужчины, которое слуги друида взгромоздили на стол-пьёдестал, ушло в них на дюйм- полтора, как стопа уходит в свежеразрыхлённую землю. Из «волдырей» проклюнулись шевелящиеся волоски, прикоснулись к коже и медленно всосались в неё.
Серо-зелёные покровы стали стремительно розоветь, а тело – наоборот бледнеть, становясь изжелта-белым. Плоть словно стекала с костей, и лежащий на глазах превращался в подобие скелета, небрежно обмазанного имитирующим плоть воском. При этом тело подавало признаки жизни – по коже пробегали волны дрожи, кончики пальцев судорожно подёргивались. Глаза, налитые ужасом и отчаянием, шарили по низкому потолку, силясь уловить в стыках каменных блоков…
…что? Отблеск солнечного света? Искру надежды? Нельзя увидеть то, чего нет. И никогда не было.