Ключ к Ребекке
Шрифт:
Ситуация на дорогах значительно ухудшилась. Медлительные, кишащие паразитами трамваи были еще более переполнены, чем обычно. Пассажиры с риском для жизни цеплялись к ним снаружи, хватались за любые выступы, не опасаясь падения, втискивались в кабину к водителю или сидели на крыше, скрестив ноги. С автобусами и такси дело обстояло не лучше: видимо, в городе не хватало запчастей — автомобили в большинстве своем не имели стекол, моторы повсеместно чихали, отсутствовали «дворники». Вульф увидел на улице две машины такси: старенький «моррис» и еще более старый «паккард», которые давно уже окончательно вышли из строя, и теперь их таскали ослы. Единственными приличными машинами были чудовищные американские лимузины, принадлежащие богатым пашам, а также случайно завезенные в Египет перед войной английские «остины». С автомобилями соперничали запряженные лошадьми или мулами повозки, крестьянские тележки и домашний скот — верблюды, овцы и козы. Нахождение домашнего скота в центре города было запрещено самым бесполезным законом в египетском законодательстве.
А шум! Вульф и забыл про этот шум.
Трамваи постоянно протяжно звенели. В пробках все машины беспрерывно сигналили, и даже когда этого не требовалось, они все равно сигналили — из принципа. Чтобы не оставаться в стороне, владельцы верблюдов и тележек что-то пронзительно выкрикивали. Из кафе и магазинов доносилась арабская музыка — радиоприемники там были включены на полную мощность. Уличные торговцы зазывали покупателей, прохожие досадливо от них отмахивались. Лаяли собаки, над головой кричали коршуны. Время от времени все это заглушалось ревом проносящегося в небе самолета.
«Это мой город, — подумал Вульф, — пусть кто-нибудь попробует поймать меня здесь».
В городе насчитывалось около дюжины известных пансионов для туристов всех национальностей: швейцарцев, австрийцев, немцев, датчан и французов. Эту возможность Алекс отмел как чересчур очевидную. Наконец он вспомнил о дешевых меблированных комнатах в Булаке, портовом районе. Монахини сдавали их морякам, приплывающим с Нила на паровых судах и фелюгах, груженных хлопком, углем, бумагой и строительным камнем. Вульф мог быть уверен, что здесь он не подхватит какую-нибудь заразу, его не ограбят и не убьют и никому и в голову не придет разыскивать его там.
По мере удаления от района, где находились отели, улицы становились уже и безлюднее. Реки отсюда видно не было, но иногда между столпившимися как попало зданиями мелькали высокие треугольные паруса фелюг.
Гостиница представляла собой большое разрушающееся здание, которое, вероятно, раньше принадлежало какому-нибудь паше. Теперь над аркой перед входом красовалось бронзовое распятие. Одетая в черное монахиня поливала крошечную клумбу с цветами напротив здания. Вульф разглядел сквозь арку прохладный тихий холл. Сколько миль он проделал сегодня с чемоданами в руках? Ему нужен был отдых.
Из здания вышли два египетских полицейских.
Едва Вульф заметил их короткую военную стрижку и широкие кожаные пояса, у него сердце в пятки ушло. Он повернулся к мужчинам спиной и обратился к монахине в саду по-французски:
— Добрый день, сестра.
Она распрямилась и улыбнулась ему.
— Добрый день. Желаете снять комнату?
— Мне нужна не комната, а ваше благословение.
Двое полицейских приблизились, и Вульф напрягся, готовясь отвечать в том случае, если они вздумают расспрашивать его, и размышляя, в какую сторону бежать, если возникнет такая необходимость, но они прошли мимо, обсуждая лошадиные бега.
— Да хранит вас Господь, — сказала монахиня.
Вульф поблагодарил ее и пошел дальше. Дело обстояло хуже, чем он воображал. Видимо, полиция проверяла везде. Ноги устали от ходьбы, руки болели от тяжести чемоданов. Он был расстроен и отчасти возмущен — все в этом городе делается случайно: можно подумать, они решили провести показательную эффективную операцию специально для него. Приходилось возвращаться обратно в центр. Ему даже начало казаться, что вокруг снова расстилается пустыня, по которой можно до бесконечности шагать, шагать и в результате никуда не прийти.
В отдалении замаячила знакомая фигура: Хусейн Фахми, старый школьный приятель. Вульф на секунду застыл на месте. Хусейн, конечно, приютит его, и, наверное, ему можно доверять; однако у него жена и трое детей, которым будет трудно объяснить, что дядя Ахмед просто приехал погостить, но только это секрет и его имя лучше не упоминать… Да и как, интересно, это объяснить самому Хусейну? Хусейн взглянул в направлении Вульфа, и тот, быстро повернувшись, пересек дорогу и скрылся за трамваем. По противоположной стороне улицы он быстро прошагал до ближайшего поворота не оглядываясь. Нет, у старых приятелей искать убежища бесполезно.
Алекс вышел на другую улицу и обнаружил, что находится недалеко от немецкой школы. Он уж было собрался подойти к ней поближе, чтобы узнать, открыто ли это заведение по-прежнему — ведь много немцев было интернировано, — но, увидев возле здания военный патруль, проверяющий документы, быстро развернулся и пошел обратно.
На улицах становилось опасно.
Он чувствовал себя крысой в лабиринте — куда ни повернешь, везде тупик. Наткнувшись на такси, большой старый «форд», из-под капота которого доносился подозрительный свист, он назвал водителю адрес. Машина рванулась вперед с третьей передачи, по-видимому, единственной исправной. По дороге они дважды останавливались, чтобы охладить шипящий радиатор, и Вульф вжимался в заднее сиденье, стараясь спрятать лицо.
Такси доставило его в коптскую часть Каира — старое христианское гетто.
Алекс расплатился с шофером и направился к входу. Он сунул несколько пиастров старой женщине, которая держала в руках огромный деревянный ключ, и та впустила его на территорию квартала.
Вульф словно попал на остров тишины и темноты в штормящем море Каира. Прислушиваясь к слабому пению, доносящемуся из древних церквей, он шел по узким улочкам мимо школы, синагоги и подвала, куда, согласно легенде, Мария принесла младенца Иисуса. Наконец он пришел в самую маленькую из пяти церквей.
Служба должна была вот-вот начаться. Вульф опустил свои драгоценные чемоданы рядом с церковной скамьей. Он поклонился изображениям святых на стене, затем приблизился к алтарю, встал на колени и поцеловал руку священника. Вернувшись к скамье, он сел.
Хор принялся петь отрывок из Писания на арабском. Алекс устроился поудобнее. Здесь он будет в безопасности, пока не стемнеет. Затем предпримет последнюю попытку.
«Ча-ча» — так назывался огромный ночной клуб возле реки, располагавшийся под открытым небом. Как всегда, народу в нем было под завязку. Вульф стоял в очереди, состоящей из британских офицеров и их подружек, пока обслуга устанавливала дополнительные столы на каждом свободном дюйме пространства. На сцене какой-то комик самозабвенно острил: «Подождите, вот доберется Роммель до „Шепарда“ — отсюда так быстро не уйдешь…»