Ключ к счастью
Шрифт:
— Я полагаю, — говорил он, — что человек, безрассудно пускающийся в путь в одиночку по ночным дорогам Лондона, должен быть незнаком со страхом. Кроме того, — его голос сделался еще язвительнее, — если главной причиной вашего страха является ваш покорный слуга, то, должен заметить, он куда менее опасен, чем банда ночных грабителей и убийц.
Это еще неизвестно, хотелось сказать Пен, но, конечно же, она не позволила себе такой вольности. Если честно признаться, то чувство, которое он у нее вызывал, нельзя было называть страхом. Скорее, это было опасение. Весьма
Разминая затекшие пальцы, она ответила с некоторой расстановкой, так как следила за каждым своим словом:
— Я не боюсь вас, сэр. И если бы трусливый факельщик не умчался, как заяц от собак, возможно, не потребовалось бы ваше вмешательство, однако не думайте, что я не испытываю благодарности. Вы, по существу, спасли мою жизнь. Только зачем… почему вы следовали за мной по пятам чуть не весь вечер, как вы сами признали?
Он усмехнулся:
— Я уже имел честь сообщить вам: вы заинтересовали меня, леди Пен, и я почувствовал, что свыше моих сил не следовать за вами.
Произнося эти слова, он холодно и пристально смотрел на нее, это был другой человек — не тот, кто заботливо поддерживал ее, поправлял на ней капор, беспокоился о ране. Когда же он настоящий?..
Они оба замолчали. Правда, напряженности в этом молчании Пен не ощутила. Ей было тепло и спокойно, тишина в кухне нарушалась только сопением собак и потрескиванием поленьев в печи.
Вместе с расслаблением пришло чувство боли. Ныло все тело, зудели царапины и ушибы, пульсировала рана на шее; Пен чувствовала, как там стягивается кожа. Ей сделалось страшно: что, если уже началось заражение? Это похуже, чем странное преследование, которому она подверглась сегодня со стороны некоего Оуэна д'Арси.
В кухню вошел Седрик, сказал, что мистрис Райдер приготовила комнату, там уже стало значительно теплее, из кладовки принесены разные мази, бальзамы и тряпки для перевязки.
Оуэн молча кивнул и поднялся.
— Идемте, — скомандовал он, не глядя на Пен.
Та и так понимала, что выбора у нее нет. Все складывается таким образом, что она никак не может освободиться от зависимости перед этим человеком. Как видно, он послан ей судьбой… Но что, если не судьбой, а злым роком? Или, того хуже, свекровью и ее сынком?..
Господи, что с ней? Что за мысли? Определенно у нее начинается лихорадка, которая предшествует отравлению или… заражению крови… Что ж, будь что будет, но она не отдаст, никому не отдаст главное свое сокровище… Ее рука потянулась к поясу, нащупала вышитый кошелек, сжала его что есть силы… Нет, она так просто не сдастся! Ни смерти, ни злому року, в чьем бы обличье тот ни являлся… Она ведь дочь своей матери, из семьи Кендал, а все Кендалы сильны духом, их не возьмешь на испуг, они умеют добиться чего хотят.;. И вовсе не Оуэн д'Арси выбрал ее, а она сама выбрала Оуэна д'Арси, чтобы тот служил ее целям. Может быть, он — кто бы он ни был — и есть ее судьба?..
Ей стало легче. Горячечное состояние почти прошло. Что с пей было? И сколько это длилось? Судя по тому, что Оуэн ничего не заметил, считанные секунды.
Она встала со стула,
Оуэн шел за пей, несколько удивленный внезапной переменой, произошедшей с ней: после расслабленного состояния возле огня, когда ему казалось, что придется вести ее наверх, внезапно такой вид, будто она бросает вызов кому-то. Но отчего и кому? Уж не ему ли? Что ж, это неплохо: значит, он сумел подогреть в ней интерес, любопытство, от которых недолго и до сближения.
Мистрис Райдер встретила их в небольшой уютной комнате, где вовсю пылал камин, горели сальные свечи, бросая волнистые блики на натертый воском пол.
— Вот это, — начала она объяснять, показывая на банки, лежащие в корзине, — чудодейственный лесной орех против кровотечения… Это крем из ноготков, он очищает кожу и кровь. А это окопник — для заживления. Могу я помочь леди?
— Нет, — сказал Оуэн. — Я сделаю все сам. А вы, уважаемая, прибавьте к этим снадобьям кувшин с вашим сливовым напитком — для меня, а для леди — не менее замечательный горячий посеет.
— Как вам будет угодно, милорд.
И хозяйка с поклоном удалилась.
В комнате делалось все теплее. Пен, сидя у камина, распахнула плащ, откинула меховой капор. Теперь она могла свободно коснуться зудящей раны на шее, но Оуэн не позволил ей этого сделать.
Он спешил заняться раной и в то же время не мог не обратить внимания на изящные линии ее шеи, спины, на природную пластичность всей фигуры — что было так заметно даже сейчас, когда Пен чуть не теряла сознание от усталости и всего пережитого. Еще он подумал, тоже не слишком своевременно, что обольстить эту женщину стоило бы, пожалуй, не только ради пользы дела или для блага французского королевства.
Пен ощутила на себе его взгляд и медленно повернулась от камина. Она молча смотрела на него, сама не зная, хочет ли спросить, чего он ждет, отчего не начинает промывать и смазывать рану, к которой она снова инстинктивно поднесла руку… Или, может быть, ее глаза невольно отвечают на что-то в его взоре, говорящее, как ей на мгновение показалось, о каком-то единении в их мыслях?.. Впрочем, это не совсем то слово, наверное. Не единение, нет, а связующая нить… мимолетный контакт… еще что-то…
Она слышала гулкие удары своего сердца, во рту появилась сухость. Что это — следствие лихорадочного состояния или, наоборот, ясного понимания того, что она нечаянно прочитала, не могла не прочитать, в его глазах?
Это было — желание. Да, как ни дико, нелепо при таких обстоятельствах, это оно, она отчетливо поняла, что только подтверждало прежнее ощущение: Оуэн д'Арси — опасный человек. Она хорошо знала, что если когда-нибудь ответит на его призыв, то перестанет считать себя тем человеком, каким была все это время, — и, значит, никогда этого не сделает…
В комнате появился Седрик с кувшином горячей воды, дуэль взглядов была прервана, но какое-то напряжение, по-видимому, оставалось в воздухе, потому что в глазах у мальчика мелькнуло явное любопытство.