Ключ к счастью
Шрифт:
Она ничего не ответила, так как ее губы втягивали напиток, и Оуэн заговорил опять:
— Ваш муж умер три года назад, верно? Он чем-то болел? Голос был вежливый, участливый, и она не могла не ответить.
— Это случилось внезапно. Он был вполне здоров, и вдруг… Вообще он никогда не отличался богатырским здоровьем… Таким, как у его брата. — Ее тон не скрывал явной неприязни. — У Майлза всегда были здоровое тело и слабые мозги. У Филиппа наоборот.
Она замолчала, но Оуэн ничего не говорил, как бы призывая ее продолжать. И она снова
— Да, той осенью он чувствовал себя вполне прилично. Лучше, чем все последнее время. И был так счастлив, что у нас будет ребенок… Так радовался…
Ее голос прервался, она снова сделала несколько маленьких глотков из кружки.
Оуэн терпеливо выжидал, его внимательный любезный взгляд не выдавал истинных мыслей. А думал он сейчас о том, что, кажется, нащупал тропку, нашел ключ к установлению более тесных отношений. Ни лесть, ни проявление пылких чувств не принесут ему желаемого результата: эту женщину на подобные уловки не возьмешь. Победу можно обрести, только завоевав ее дружбу и доверие. Лишь тогда она раскроется сама и раскроет ему или поможет раскрыть секреты, которые знает или к которым близка. Она человек, наделенный глубокими чувствами, это несомненно, и очевидно также, что ее что-то гложет или просто печалит, а может, злит — именно это ему необходимо узнать, прежде чем начать действовать по настоящему. Что ж, тем интереснее…
— И кто же у вас родился? — тихо спросил он.
Пен отвела глаза от огня, и Оуэн внутренне вздрогнул — такая ярость полыхнула в ее взгляде. На мгновение ему почудилось, что она безумна.
— У меня был сын, — произнесла она, отвернувшись к камину. — Он родился через шесть месяцев после смерти Филиппа… А он… Вы спрашивали о Филиппе. Он так ждал рождения ребенка, так бодро себя чувствовал… И вдруг… Или я уже говорила об этом?.. Вдруг заболел и через три дня умер. Никто не мог помочь…
Голос ее утратил горячность, на смену пришла горечь. Пен снова повернула голову к Оуэну, он увидел, как побледнело ее лицо — стало цвета повязки на шее. В огромных глазах стояли слезы.
Следующие слова она произнесла медленно и отчетливо, как будто с трудом читала по бумажке:
— А потом мне сказали, что мой ребенок… мой сын умер… Что он был мертв до рождения. Но я слышала… слышала его крик. Понимаете?
Теперь она не отрываясь смотрела на Оуэна, опять с яростью, с вызовом, словно заранее подозревая, что он не поверит ей, и продолжала говорить.
— Никто не хотел верить мне. Никто. Но я знаю, он родился живым… мой сын… А они… они не захотели показать мне его… Словно его и не было… Словно я не носила его восемь месяцев в своем чреве…
Оуэна помимо воли захватил этот взрыв чувств. Он убрал ноги с табурета, обеими руками ухватил кружку с остывающим напитком и, положив локти на колени, наклонился к Пен, всматриваясь в ее лицо, вслушиваясь в слова. Да, перед ним не слабое, безвольное существо, а женщина сильных страстей и, по-видимому, недюжинного ума… Итак, вперед,
— И что же вы хотели найти в библиотеке дома Брайанстонов? — спросил он, не сводя с нее взгляда.
— Не знаю, — сразу ответила она. И, помолчав, прибавила:
— Что-нибудь… что-то… что помогло бы узнать, что же действительно произошло в ту ночь, когда родился мой ребенок. — Она приподняла с пояса кошелек, щелкнула золотой застежкой. — Вот… раз уж вы спросили… Я вырвала этот лист из книги записи расходов на тот день. Тут имена и суммы. Подумала, что смогу найти кого-то, у кого узнаю… Какую-нибудь повитуху…
Она уже держала в руке листок с именами, и было видно, ей хочется говорить, рассказывать, делиться наболевшим.
— ..До самого конца… я говорю о родах… я находилась в полусознании. Ох как было больно и трудно… Почему-то это случилось почти на месяц раньше срока. Не знаю почему… Но так бывает… — Она содрогнулась, переживая вновь те давние мучения. — Он родился до того, как моя мать успела приехать из Дербишира. Возле меня были только свекровь и несколько женщин, которых та наняла. Мне незнакомых…
Оуэн слушал молча. Ей нравилось его молчание, участливый внимательный взгляд.
— ..Конечно, все уверяли, что я не могла слышать голос ребенка. Что на меня повлияло мое состояние, затуманило мозг… Уверяли в один голос: он родился мертвым. Но я же слышала! Слышала! Вы мне верите?
Оуэн медленно наклонил голову. Его голос был полон сочувствия, когда он проговорил:
— То, что вам никто не верил, делало ваше положение… ваше состояние невыносимым, я понимаю.
— Да, да! — с горячностью подтвердила она, продолжая терзать лист бумаги в руках, разворачивая его и пытаясь разгладить складки. — Никто… Даже моя мать… сестра… даже Робин. Он тоже считает, что я просто обезумела от боли, от горя.
— Робин? — переспросил Оуэн.
Он прекрасно знал, кто это такой, знал о всех членах ее семьи, но не считал нужным раскрывать свою осведомленность.
— Робин Бокер — мой сводный брат. Когда его отец стал графом Кендалом, Робин сохранил прежний титул отца. Моя мать и его отец вступили в брак пятнадцать лет назад. Или, может, шестнадцать…
Оуэн опять кивнул и потом спросил с некоторым колебанием:
— Значит, вы считаете, ваш ребенок, возможно, жив?
Ее ответ после столь эмоционального рассказа о случившемся немного удивил его:
— Не знаю. — Она горестно покачала головой. — Моя цель сейчас в другом. Я хочу найти человека, который присутствовал при родах, и поговорить с ним.
— А ваша свекровь не может чем-то помочь?
Пен едко рассмеялась.
— Моя свекровь в восторге от такого исхода. Ее сыпок Майлз сделался графом и по-прежнему у нее под каблуком… В отличие от Филиппа, моего мужа. А меня, кстати, она просто ненавидит.
— Прискорбную картину вы нарисовали, мадам, — сказал Оуэн и протянул руку к листку у нее на коленях. — Можно взглянуть?