Ключ к счастью
Шрифт:
Слова сопровождались отталкивающим выражением лица, она и не пыталась скрывать своих чувств по отношению к Пен. Не меняя этого выражения, она отошла от Робина и направилась к противоположной стене зала, возле которой за карточным столиком продолжали сидеть ее сын и его жена.
— Сука! — пробормотал Робин ей вслед, совершенно забыв о своей пуританской учтивости.
Что ей сделала Пен? Откуда столько ненависти? И эта мерзкая жадность! Хочет, видимо, отнять у Пен какие-то ценные памятные подарки, сделанные ей Филиппом. Он огляделся, поискал глазами. Его сводной сестры не было видно.
Что же, интересно, хочет от нее этот знаменитый в определенных кругах Оуэн д'Арси? Вполне возможно, его
Как уже упоминалось, Робин только ступил на стезю тайной агентурной деятельности и делал первые робкие шаги, но, даже будучи неискушенным, сумел довольно быстро выстроить свою версию, каковая казалась ему единственно правильной. Ведь Пен, можно сказать, задушевная подруга принцессы Марии, сестры пятнадцатилетнего неизлечимо больного короля и возможной наследницы престола. А д'Арси служит у французского посланника, которому, вероятно, крайне необходимо для нужд своего государства, этой чертовой Франции, привыкшей совать нос во все дела островного соседа, знать все, что происходит в Англии на уровне так называемой большой политики, в каковую входят и таинственные отношения принцессы со своим кузеном Карлом, стоящим во главе Священной Римской империи, растерявшей былую мощь, но все еще являющейся значительной силой в Европе.
Пен могла стать для французов, как предполагал Робин, маленьким ключиком в их большой игре, с помощью которого они приоткроют, пускай ненамного, двери в намерения и дела правителей Англии и Священной империи.
Что касается самой Пен, то, подобно Робину, ей приходилось почти всю сознательную часть жизни находиться в зоне дворцовых интриг, и, будучи неглупой женщиной, она не могла кое-чему не научиться. Во всяком случае, осторожности и тому, что нельзя беспечно заглатывать протянутую наживку, как бы приятна и безобидна она ни была на вид. Робин пришел к выводу, что следует поговорить об этом с Пен. Однако д'Арси был настолько опасным соперником, что Робин тут же изменил решение и вознамерился обсудить сначала произошедшее с Пен в среде своих сподвижников.
По-прежнему он не видел ее в толпе снующих повсюду гостей, зато обратил внимание на герцога Нортумберленда, который только что появился среди тех, кто окружал принцессу.
Подойдя туда, Робин в первую очередь дружески улыбнулся худощавой и бледной, скромно одетой девушке, которая ответила застенчивой улыбкой. Было заметно, что она чувствует себя не в своей тарелке, с надеждой посматривая на дверь и явно желая поскорее уйти из зала.
Робину стало жаль ее. Он всегда испытывал это чувство при встрече с ней, потому что, неоднократно бывая у герцога Суффолка, имел возможность становиться свидетелем того, как несчастная Джейн, его дочь, страдала от материнского обращения: от постоянных замечаний, попреков, вечного недовольства. Сейчас он, на положении старого друга, нежно обнял ее за плечи, на что она, непривычная к проявлениям нежности, благодарно улыбнулась.
Нортумберленд, отвлекшись на минуту от беседы, остановил на Робине свой жесткий и, как всегда, высокомерный взгляд, который несколько смягчился, когда он спросил:
— Хотите что-то сказать мне, Робин?
— Если ваша светлость сможет уделить внимание моей персоне, — непринужденно ответил тот.
Робин научился еще от своего отца, Хью Бокера, ныне графа Кендала, искусству никогда не трепетать перед богатством или положением окружающих. Он не боялся подобных людей и не льстил им, что принесло ему уважение и искреннюю симпатию как юного короля Эдуарда, так и его Тайного совета.
Герцог Нортумберленд согласно кивнул и отошел от принцессы, приглашая Робина следовать за собой.
Пен снова торопливо шла по коридору в направлении библиотеки, ее юбки с фижмами развевались, чуть не задевая стены. Она была уверена, что Робин постарается задержать свекровь разговором, и потому почти не опасалась вмешательства. Кроме того, в ней бушевала дерзкая беспечность, как ни странно, связанная, как ей казалось, с недавним знакомством с этим необычным и тоже дерзким человеком по имени Оуэн д'Арси. Если кто-нибудь из Брайанстонов застанет ее за рассматриванием бумаг в ящиках у Филиппа — что ж, пускай… Она их не боится. И никогда не боялась.
Войдя в библиотеку, она первым делом заперла изнутри дверь и только потом выдвинула один из ящиков. В основном там были счетные книги, и она уже собралась уложить их на место, когда ее взгляд упал па одну из них, с пометкой «Год 1550-й». Перелистав страницы, она дошла до «месяца июля» и стала искать записи, относящиеся к дню, когда родился ее ребенок: наверняка там должны быть фамилии повивальных бабок — им же выплачивали денежное вознаграждение. Фамилии, как и все до одной женщины, которых нанимала леди Брайанстон, когда у нее на четыре недели раньше начались родовые схватки, были ей совершенно незнакомы. Она пыталась найти хоть одно имя, за которое можно было бы зацепиться, чтобы попробовать затем размотать весь клубок, но продолжала натыкаться на неизвестные имена и на суммы выплат без указаний, за какие именно услуги.
В кончиках пальцев покалывало, словно она касалась не мягких листов бумаги, а острых булавок или иголок. Что с того, если она не знает записанных здесь женщин, но ведь кто-то может знать кого-либо из них? И значит, нужно иметь у себя этот список. Конечно!..
Не задумываясь о последствиях, она вырвала лист из книги, сложила и опустила в маленький вышитый кошелек, подвешенный на золоченой цепочке к поясу. После чего уложила счетные книги на место, задвинула обратно ящик, заперла дверцу шкафа и покинула библиотеку.
Теперь, когда у нее в кошельке был документ, который могли обнаружить и отнять, когда было что скрывать, она уже не чувствовала себя так спокойно, как несколько минут назад. Ведь тот, кто найдет этот листок двухлетней давности, сразу сообразит, что просто так, шутки ради, подобные вещи не похищают, не прячут у себя на теле. Теперь ей нужно быть особенно осторожной и ничем не возбуждать подозрение.
Очутившись в который уже раз на верхней галерее, она сразу обратила внимание, что гул голосов сделался намного тише, а когда, наклонившись над перилами, посмотрела вниз, увидела, что гости поспешно покидают зал, отдавая слугам распоряжения отыскать их карету, коня или баркас.
Сигналом к уходу послужило, видимо, то, что в зале уже не было принцессы Марии с придворными дамами, и, значит, все они направились к берегу, где у пристани их ожидала королевская барка. Мария, будучи ревностной католичкой, не любила задерживаться допоздна, так как еще перед рассветом вставала к молитве. И разумеется, она не обеспокоилась отсутствием Пен в своем окружении, ибо полагала, что та останется на ночь у свекрови, под родной надежной крышей.
Но Пен претила даже мысль о том, чтобы просить гостеприимства в этом доме, она предпочитала убраться отсюда на чем угодно, хоть на одной из лодок, предназначенных для общественного пользования. Однако быстро поняла: ждать придется довольно долго, пока какой-нибудь из городских баркасов сумеет пробиться через скопление всевозможных судов к берегу за пассажирами.