Ключ к сердцу императрицы
Шрифт:
— Кто-о та-ам?..
Ей самой показалось, что голос ее прозвучал жалобно-жалобно, и еще хотелось добавить: «Оставьте меня в покое, Христа ради!» — но тут слуха ее коснулся голос:
— Это я, — и почудилось, будто сон с нее содрали одним рывком, как одеяло.
Села, ознобно трясясь. Нет, одеяло было на месте, и все равно дрожь пронизала, когда поняла: это не только голос Алексея, это он сам!
Отвела с лица спутанные волосы, спросила отчужденно:
— Что-то опять с Ириной?
— Нет, она спит, — пробормотал Алексей.
В полусвете сумеречного утра он был бледен и казался печальным — таким печальным, что у Лидии
— Ничего не случилось? Правда?
— Ничего, — пожал он плечами. — Кроме того, что этот француз измучил ее до полусмерти. Сейчас он сидит у ее постели. Караулит! И никого к ней не подпускает, ни меня, ни даже Фоминичну.
Показалось или в голосе его прозвучала ревность? Неужто правда говорят, что любящее сердце — вещун и он догадывается, что будет значить для Ирины Сташевский?.. Но сейчас говорить об этом, конечно, нельзя.
— Он не француз, а поляк, — сухо уточнила Лидия. — И он спас ей жизнь. Разве ты забыл? Ирину чуть не заморила своей любовью и заботой Фоминична.
— Я думал, что… — начал было Алексей, но осекся.
— Да, честно говоря, я тоже думала, что Ирину отравили, — мрачно усмехнулась Лидия. — Вы все так думали. Но вы подозревали меня, а я-то точно знала, что не травила ее! И мне ничего не оставалось делать, как найти человека, который разрешил бы все сомнения. Он это сделал, доказал, что Ирина больна, и та еда, которой ее пичкала Фоминична, для нее смертельно опасна. Судя по всему, ей теперь придется всю жизнь соблюдать суровую диету. Мне кажется, у нее панкреатит. Сташевский, конечно, этого слова и слыхом не слыхал, но я знала одного человека, который с панкреатитом прожил до глубокой старости, вот только диету…
Лидия осеклась почти в панике. Все-таки усталость ослабила те путы, в которых она привыкла держать сознание и язык!
Надо надеяться, что Алексей ничего не понял. Конечно, не понял! Вон у него какие изумленные глаза, у бедняжки!
— А, ерунда все это, — отмахнулась она. — Главное, что Сташевский спас жизнь твоей невесте.
И во рту стало горько, нестерпимо горько, словно у Лидии разлилась желчь…
Алексей так и дернулся!
— Не называй ее моей невестой, — угрюмо сказал он. — Я никогда не женюсь на Ирине. Это кольцо, — он протянул руку, и Лидия опять увидела знаменитый говорящий перстень: лабрадор, искряк, драконит, ирис, янтарь… ЛИДИЯ, — я снова хотел бы надеть тебе! Но надеть, когда мы будем стоять перед алтарем! Я люблю тебя! Люблю! Я хочу, чтобы моей женой стала ты!
От неожиданности Лидия разжала руки, которыми придерживала у горла одеяло, и только сейчас заметила, что легла в постель, даже сорочки не надев. Девки, такие-сякие, нерадивые, видать, забыли сорочку подать, а у нее вообще ничего не было в голове, кроме безумной усталости.
Усталость? Кто говорил об усталости?..
Они кинулась к Алексею, а он к ней, и вот уже тела их сшиблись в неистовой любовной схватке. Лидии не было дела до того, запер ли он за собой дверь или она осталась распахнута настежь. Она не задавалась также мыслью, как и когда с его тела слетела одежда. Старая кровать ходила ходуном под ними, и скрип ее, чудилось, оглашал все окрестности от Затеряева до Затеряевки, а уж в самом-то доме этот скрип и их неистовые стоны мог, наверное, слышать каждый-всякий.
А может быть, это только чудилось. Может быть, все меж ними свершилось в одно мгновение тишины — растворились друг в друге и замерли, точно обмерли или даже умерли во взаимной ласке, в безумном счастье…
Век, день, мгновение миновали, рассудок начал постепенно возвращаться к Лидии. Она лежала, не в силах пошевелиться, раздавленная сонным телом Алексея, ловя губами дыхание, срывающееся с его пересохших губ.
И мысли, одурманенные любовью, словно бы тоже начали переводить дыхание и обретать связность. Судьба — не судьба, возможно-невозможно, реально-нереально…
А если Лидии уже не суждено вернуться в свое время? Если она попала сюда, чтобы найти того человека, с которым — единственным во всех мирах и временах! — для нее возможно счастье? И мыслимо ли расстаться с ним? Быть с ним всегда, выйти за него замуж… Отдать Ирину Сташевскому…
— Когда мы повенчаемся? — шевельнулись около ее губ его губы, и Лидия чуть не всхлипнула от счастья: они думают об одном и том же!
— Послушай, — пробормотала она, перебирая влажные кольца волос на его высоком лбу, — ты должен знать: я… — Нет, она никогда не сможет открыть всей правды о себе! — Понимаешь… у меня бывают некие пророческие видения. Однажды мне привиделась Библия с надписью: «Ирины Михайловны Рощиной собственность. Тысяча восемьсот четырнадцатый год. Господи, утоли моя печали!» Понимаешь, почему я так уверенно называю Ирину твоей невестой?
— Ну, я не слишком-то верю во всякие видения, — зевнул Алексей. — И правильно делаю, кажется. Это все? Ирина Михайловна Рощина — это все?
— Разве мало? — пожала плечами Лидия, решив пока промолчать о Сташевском.
— Конечно, мало. В твоем сне было сказано, что она вышла именно за человека по имени Алексей Рощин? Нет! А вдруг она стала женой моего брата?
— Как так? — растерялась Лидия.
— Да так. У меня есть младший брат — Василий Васильевич Рощин. Он сейчас тоже в регулярной армии. Надеюсь, что он жив, здоров и не ранен. Он совсем даже не такой легкомысленный лоботряс, как я, он серьезный, добрый человек, и такой ангел, как Ирина, очень подойдет ему. А я… а мне необходима только ты. Я не обрету счастья в объятьях святой! Я грешник, и мне нужна грешница. Мы с тобой чудесно подходим друг другу! А Ирина подойдет Василию. Он гораздо лучше меня…
— Не могу поверить! Для меня нет никого лучше тебя! — перебила Лидия.
— А для меня нет никого лучше тебя!
— Ты меня совсем не знаешь. Я бесприданница. Я одинока, у меня нет никаких родственников…
— Это неважно. Это даже очень хорошо! У меня прекрасная семья: отец, мать, брат. И хоть сейчас я довольно беден, но все же буду богат: нам с Василием останется немалое наследство после деда. Мы построим дом в Москве, или в столице, или в Нижнем Новгороде, или где ты захочешь и будем жить долго и счастливо…
Он протяжно зевнул. Лидия вторила ему: усталость, бессонная ночь опять начали брать свое.
— Тебе нужно уйти сейчас, — с трудом выговорила она. — Белый день на дворе. Дом пробудился. Что будет, если кто-то войдет и застанет тебя здесь? Никто ведь еще не знает, что Ирине предстоит выйти за твоего брата! Она сейчас больна, мы не можем так ударить ее, так оскорбить.
— Ты права, — вздохнул Алексей. — Ты права! Но если бы ты только знала, как мне не хочется уходить… Почему-то кажется, что, лишь только я разожму объятия, что-то случится — и мы расстанемся навеки, словно бы ледяной ветер оторвет нас друг от друга!