Ключ Лжеца
Шрифт:
Мы с графом Изеном смотрели, как Бонарти возится с воином. К счастью, несмотря на потерю крови, Стивенас ещё мог передвигаться, и вскоре он уже вёл нас обратно на дорогу, демонстрируя куда больше способностей к навигации, чем все мы.
Мы снова перебрались через канаву и вышли на Аппанскую дорогу, и каждый из нас был значительно более грязным, побитым и израненным, чем часом ранее. Толпа давно рассосалась, но к счастью разносчик поставил свою телегу у обочины и присмотрел за оставленными лошадьми. Наверное, он провёл время, оценивая шансы на награду против выгоды конокрадства и раздумывая, насколько высока вероятность, что его поймают и предадут суровому правосудию, как всегда поступали с конокрадами в Красной Марке.
– Порядочный человек. – Изен бросил
Бонарти вроде бы хотел возразить, но передумал и побрёл в сторону леса, а разносчик за ним. Тем временем Стивенас смог влезть в седло, и сидел теперь, сгорбившись от боли.
– Итак… – Граф Изен прищурил суровые глаза и уставился на меня, словно копался в памяти.
Я решил смыться оттуда восвояси как можно быстрее, на случай, если голова Изена прояснится, и к нему начнут возвращаться детали того, как именно она была затуманена.
– Граф, не могу сказать, что мне всё это по нраву. Мужчина, который женится на такой прекрасной женщине, как Шараль де Вир, должен сосредоточиться на будущем, а не копаться в её прошлом в поисках обид. – Я выставил руку, останавливая его, когда он шагнул вперёд с какой-то грубостью на языке. – Но благодарю вас за то, что освободили меня от этих мерзавцев. Им заплатил человек по имени Мэрес Аллус, который среди прочего производит и продаёт опиум. Возможно, он запустил пальчики и в ваш пирог. Я слышал, у него есть влияние на Пиратских островах. В любом случае, разбираться с ним я буду по возвращении, а сейчас у меня дела в Умбертиде по поручению королевы.
Я поставил ногу в стремя Нора и живо поднялся ему на спину. Граф Изен всё прижимал пальцы к окровавленному скальпу, и мне совсем не хотелось оказаться поблизости, если он вытащит щепку от ветки и вернёт утраченные воспоминания. Я наклонился и подхватил поводья сначала первой, потом второй, а потом и третьей лошади славян.
– Граф Изен. – Я едва заметно склонил голову. – Стивенас. – И неловко поехал прочь, ведя за собой троих кляч. Я собирался продать их в следующей пристойной гостинице, и нужда в золоте перевешивала любой стыд от такого мародёрства на глазах у Изена и его подручного.
Первую сотню ярдов я чувствовал, как взгляд Изена буравит мне затылок. Может, я и одержал верх над маленьким безумцем, но всё равно он пугал меня до чёртиков. Такие люди, как он и Мэрес, стоили друг друга. Я надеялся, что Изен воспримет смерть сира Критчена как личное оскорбление и призовёт за это мастера Аллуса к ответу.
Я ехал под полуденным солнцем, дорога впереди тонула под мерцающей дымкой жары, и внезапно меня затопила волна облегчения, от которой я содрогнулся. За один день меня схватили оба кошмара, которые гнались за мной из дома сразу после долгожданного возвращения. Я прыгал – или меня толкали – из огня прямо в полымя, и в конце концов сбежал, немного обжегшись, тем же путём, которым ехал двумя днями ранее.
– Надеюсь, эти ублюдки сожрут друг друга живьём, – сказал я Нору, а потом ударил его по бокам, пуская галопом. Стоя в стременах, я гикнул и продолжал подгонять своего коня. Как же мне хотелось скорее оставить это дерьмо позади!
ДВАДЦАТЬ ТРИ
Сбежав и от Мэреса Аллуса и от графа Изена, я ехал на юг в таком чудесном расположении духа, какого у меня не было с… ну, с тех пор, как я выехал со Снорри. Хорошее настроение продлилось до раннего вечера, когда от угрюмой жары собралась грозовая туча титанических размеров, которая решила затопить всё и вся на Аппанской дороге. Я укрылся под громадным дубом в сотне ярдов от дороги посреди поля табака. Молнии начали раскалывать небо, раскаты грома разносились тут и там. Нор ржал и лягался, пугаясь и стараясь убежать от каждого нового треска над головой. Говорят, глупо стоять под деревом, когда повсюду сверкают молнии, но промокнуть до нитки, когда рядом нет никакого укрытия, казалось ещё более глупым, поэтому я решил, что это, наверное, байки сплетниц и проигнорировал совет. Довольно скоро ко мне присоединилась небольшая толпа путешественников – и среди них парочка сплетниц.
Мы стояли и ждали, пока дождь ослабнет, простолюдины сплетничали между собой, а я гордо хранил молчание и исподтишка подслушивал.
– … Нобби? Хрен знает, сколько уж Нобби не видал. У него ещё голова плоская, у Нобби-то – когда я его в прошлый раз встретил, у него на голове стояла кружка пива, и по пиву в каждой руке… лет двадцать назад эт было…
– … две дюжины дворцовых всадников! Мчались как черти, на юг. А за ними другие, и всех проверяли…
– Геллет? Не может быть! Правда, что-ль?.. Наверно, эт им кара небесная. Они там на севере все как есть безбожники…
По дороге плотная группа всадников спешила в сторону Вермильона. Сложно было разглядеть мундиры под дождём, под промокшими тёмными плащами, но я видел, что на всадниках мундиры, а значит, почти наверняка это какая-то часть кавалерии, которую бабушка послала за Снорри. Возможно, ундореты и Кара где-то посреди этой группы, и вполне вероятно, привязанные к седлу.
Когда ярость ливня стихла, я снова выбрался на дорогу и поехал довольно быстро. Снова вышло солнце, и от булыжников дороги пошёл пар. Спустя два часа дорога впереди уже была пыльной и высушенной, словно дождя здесь вовсе и не было. В этом есть своего рода урок. Дорога забывает. Преврати жизнь в путешествие, двигайся куда хочешь, оставь позади всё, что тяжело нести.
Мили пролетали довольно легко. Я взял комнату в приличной гостинице и попросил немного ламповой сажи, которой замазал отличительное белое пятно на носу Нора. Иногда путешествовать инкогнито лучше, чем с размахом.
Я ехал дальше, день за днём, ожидая встретить на дороге Хеннана, по-прежнему мечтающего о хорошей жизни со Снорри, не зная, что норсийцев схватили и везут в Вермильон вместе с тем проклятым ключом.
Чем дальше я ехал, тем большее впечатление на меня производила сила духа Хеннана и его скорость. К тому времени, как я добрался до границ Флоренции, я решил, что, должно быть, пропустил его где-то по пути. Или же с ним приключилась какая-то беда. Такая беда, которая хватает тебя сзади и закапывает твоё тело в неглубокой могиле. Эта мысль принесла мне особенно глубокую боль, которая отличалась от простого страха перед тем, что скажет Снорри, если узнает, что я позволил парню сбежать и дать себя убить. Я отмахнулся от этого чувства, приписав его несварению из-за выпечки, которую купил у торговца на дороге несколько часов назад. Чем ближе я подъезжал к Флоренции, тем меньше местная еда мне подходила.
За десять миль до границы между Красной Маркой и Флоренцией Аппанская дорога соединяется с Римской дорогой – более крупный тракт поглощает её, и наш транспорт теряется в потоках движения величайшей артерии Империи.
У всех растёт предвкушение в поездках на юг. После Вьены и, разумеется, Вермильона, ни в одной части Разрушенной Империи нет более великого города, чем Рим, и аромат Рима густо висел в воздухе. Вид папских гонцов напоминал всем, как близко от нас находится папесса. Ни часа не проходило, чтобы не проехал какой-нибудь напыщенный папский всадник в пурпурных шелках на стройном чёрном и исключительно выносливом жеребце. Колоннами по десять-тридцать человек по дороге брели монахи, бормоча молитвы или распевая хоралы, и священники на любой вкус и цвет топали на север и на юг. Я вспомнил, что мой собственный отец проезжал этим же путём со своей свитой меньше недели назад. Я решил, что старик уже, наверное, в Риме, предстал перед её святейшеством и, возможно, она разъясняет ему, каким должен быть кардинал и насколько именно он не соответствует этому званию.