Ключ от миража
Шрифт:
Оля Тихих позабыла обо всем на свете — о школе, об уроках, о родителях. Ей хотелось танцевать, петь, — как же это случилось, что вообще происходит, отчего сердце так стучит в груди? Неужели это так и бывает?
Игорь Зотов шел рядом с ней.
— Замерзла? — спросил он.
— Нет.., немножко, — Оля не узнавала своего голоса. Она вообще себя сейчас не узнавала. Неужели это она идет по улице с НИМ?
Зотов обнял ее за плечи, развернул. И снова они шаг в шаг шли по заснеженному Ленинградскому проспекту.
— Завтра
— Ничего, учусь. У меня еще французский завтра…
— Завтра увидимся.
Она кивнула. Если бы он сказал ей: завтра прыгаем вместе с Останкинской башни, она бы и тогда крикнула — да, да, конечно!
У дома во дворе Игорь бросил окурок и предложил:
— Пошли в подъезд, погреемся.
У лифта Зотов обнял ее, поцеловал.
— Пошли наверх, на площадке постоим, — голос его отчего-то вдруг охрип. — Завтра возьму у отца ключи, покатаю тебя на машине. — Он вел ее за руку по лестнице, к чему-то настороженно прислушиваясь — второй этаж, третий, четвертый.
— Здесь все было, да? — спросила Оля на площадке.
— Здесь, — Зотов остановился. — Боишься?
— С тобой — нет. Я с тобой ничего не боюсь.
Он наклонился и поцеловал ее в губы. Пахло от него сигаретным дымом, мокрой кожей куртки. Оля уткнулась лицом в эту куртку. Они застыли, обнявшись.
— Татуировку хочешь покажу? — Он отстранился, резко рванул «молнию» на куртке. Под курткой оказалась черная шерстяная водолазка, он задрал ее, оголяя тело. Оля увидела на его животе татуировку: сине-багровый дракон, обвившийся вокруг молнии.
— Больно было, когда накалывали, очень? — шепотом спросила она, не решаясь дотронуться до этого живого, двигавшегося при каждом вдохе-выдохе дракона.
Он взял ее руку, положил на вытатуированную тварь, снова обнял крепко, так что, казалось, хрустнут кости. Целовался он хоть и страстно, но совсем неумело. Но Оля в этих делах ничего не понимала — она целовалась первый раз в жизни.
— Классная ты, ой какая классная, — шептал Зотов, расстегивая ее блузку, расстегивая «молнию» на ее брюках. — Какая же ты классная девчонка…
— Подожди, не надо, зачем? — Оля пыталась мягко отстранить его цепкие руки, блуждающие, шарящие по ее телу, сжимающие ее плечи, больно стискивающие грудь.
Оля уже ничего более не чувствовала, не ощущала, кроме его рук, его губ, его горячей, влажной от выступившей испарины кожи. Он притиснул ее к себе, одновременно приподнимая, стаскивая с нее брюки, трусики…
Внизу на первом этаже хлопнула железная дверь подъезда. Кто-то вошел и начал подниматься к лифту.
Оля рванулась, но Зотов удержал ее, зажимая ей рот ладонью.
— Молчи, — шепнул он, еще сильнее прижимая ее к себе. — Молчи.., пожалуйста…
Послышался еще один тихий хлопок — входная дверь снова открылась и закрылась.
— Тихо, — выдохнул Зотов одними губами, отнимая ладонь от ее рта. По щекам Оли катились слезы. Он целовал ее, словно слизывая эту соль.
— Ах, это вы, — послышался снизу чей-то голос. — Вы тоже на лифте поеде…
Фраза неожиданно оборвалась. Послышался какой-то шум — глухая возня, вскрик, сиплое сопение, хрип. Оля судорожно вцепилась в Зотова. Словно что-то тяжелое уронили на пол, входная дверь снова хлопнула…
А Зотов словно ничего этого не слышал. Оля почувствовала, как он зарывается лицом в ее волосы, целует шею, а потом, словно волчонок, впился зубами ей в плечо. Он тяжело дышал, касаясь губами ее кожи.
Николай Васин никак не ожидал, что они с Дашей проскочат так быстро. Но счастье улыбнулось им: соседка с четвертого этажа, важная седовласая старуха, которую звали Надежда Иосифовна, великодушно пропустила их вперед. Сама она вроде кого-то ждала.
Однако в самом паспортном столе супругов Васиных ждало жестокое разочарование — паспорта, оказывается, меняли только по месту жительства и прописки. И молодоженам не оставалось ничего другого, как повернуть, несолоно хлебавши, домой.
Во дворе Коля Васин по привычке сначала подошел к машине. Проверил сигнализацию, бензобак — не слили ли за ночь какие-нибудь пронырливые сволочи бензин, купленный Колей на последние, оставшиеся до зарплаты деньги.
— Дашулька, — сказал он, — ты иди, а я мотор пока прогрею. Времени у меня полно, я ж до обеда отпросился, так что смогу тебя в институт подбросить.
Даша поцеловала его в щеку — не унывай, где наша не пропадала, ну и подумаешь, ну и поедем в свой паспортный стол!
Даша набрала код домофона и скрылась за дверью. Через минуту с ужасным воплем она вылетела наружу.
Этот нечеловеческий, кошачий вопль и перекошенное страхом лицо обожаемой жены Коля запомнил надолго. А еще, наверное, на всю оставшуюся жизнь он запомнил то, что открылось его изумленному взору в подъезде у лифта.
Глава 29
ТАК КАМНИ КАТЯТСЯ С ГОРЫ…
Это было похоже на обвал: так камни катятся с горы, сметая все на своем пути, круша, ломая, хороня все под собой. Это было похоже на катастрофу: черные провалы окон, стаи испуганных ворон, с хриплым карканьем кружащие над обледенелыми крышами, вой милицейских сирен, сразу две машины «Скорой помощи», едва не столкнувшиеся при въезде во двор, возбужденные, вконец потерявшиеся люди.
Мертвое тело Катя увидела уже потом, после, а сначала… В память ее врезались картины: Алла Гринцер, запыхавшаяся, растрепанная, испуганно вопрошавшая взволнованных соседей: «Скажите, кто умер? Ради бога, скажите же мне правду!» И Зотов-младший — истошно орущий, бешено отбивающийся от милиционеров, тащивших его к машине: «Я ничего не делал! Она сама хотела, сама пошла!»