Ключ от проклятой комнаты

Князева Анна

Вернувшись вечером из «Останкино», Ева «сужинала» все, что было в холодильнике. Такая у нее привычка – много есть, когда особенно плохо.

Потом пришла ночь. О чем она думала? О многом. О том, как необдуманно она поступила, отказавшись от музыкальной карьеры. О том, как ошибалась, будучи уверенной, что хорошо знает мужа. Ей вспомнилось, как однажды Люсик сказал:

– Почему бы тебе не отпустить волосы? Это так романтично, когда у женщины красивые длинные волосы.

Ей и в голову не пришло сказать, что раньше ему нравились

короткие стрижки. Теперь она поняла: прежде Люсик одобрял все скорее от безразличия, чем из-за любви к ней.

Жизнь кончилась в тот момент, когда он заявил: «Мне нужен развод, я ухожу», – и протянул ей ключи.

«Конечно, Рюмина – звезда, в нее влюблены тысячи мужиков. В ней все безупречно, – думала Ева. – А что я? Неудачница, которая зациклена на любви к мужу. Женщина, забывшая, когда в последний раз покупала новое платье».

Под утро ей в голову пришла ясная мысль: она чересчур сильно любила мужа. Привыкнув быть любимым, он перестал дорожить этим чувством. Упиваясь своей никчемностью, Лера задавалась вопросом:

«Как можно любить такую? Я не умею готовить. Мой суп всегда выкипает, а пироги горят».

На часах – ровно десять. Ева встала, взяла сумку и вышла из дома. Спускаясь по лестнице, вспомнила, что забыла запереть дверь.

«Какая теперь разница? Повеситься можно и в обворованной квартире», – подумала она равнодушно.

Прошлой ночью она так много плакала, что, если бы даже захотела, теперь не смогла б выжать из себя ни одной слезинки. У нее не осталось эмоций, даже ревности, а только ощущение пустоты и собственного ничтожества.

«Я недостойна его. Он полюбил другую, более интересную женщину, и я сама виновата в этом. Вот если бы я не ленилась, занималась собой, своей внешностью, чаще меняла наряды, бывала в театрах, в консерватории, встречалась с интересными людьми…»

Зайдя в магазин, Ева с ходу спросила у продавщицы:

– Скажите, где продают веревки?

– За шляпами, рядом с женской одеждой.

«Веревочный» отдел надвигался неотвратимо. Каждый шаг приближал Еву к смерти.

– Какой у вас размер головы? – спросил старушечий голос.

Рядом с Евой стояла чистенькая бабулька с цветастой шляпкой в руках.

– Пятьдесят шестой, – ответила Ева, соображая, какой длины понадобится веревка.

– Как у моей внучки, – обрадовалась бабулька, схватила Еву за руку и потащила к зеркалу. – Хочу подарить ей шляпку, да не знаю, впору ли будет. Примерь, пожалуйста. Тебе не трудно, а меня выручишь.

Старушка была милой, ей невозможно было отказать. Ева скинула капюшон и нахлобучила на голову шляпу.

– Красавица! – восхитилась старуха.

От неожиданности Ева вздрогнула. Она подняла глаза и взглянула на свое отражение. Бледное лицо, глаза – настоящие звезды, сияют, просто слепят после пролитых слез.

«Я – брошенная жена, – думал Ева. – Но почему я должна убивать себя? Что это, вселенская катастрофа? Нет. Жила я раньше без Люсика?

Жила. И не всегда плохо. – Ева поправила шляпку. – Чем я хуже Рюминой? Определенно ничем. Почему же я веду себя, словно героиня дешевой мелодрамы: ах, он ушел, так дайте мне яду! – Она улыбнулась. – Я осталась одна, но это не конец жизни…»

– Девушка, вы нашли веревку? – спросила ее продавщица.

– А зачем она мне?.. – опешила Ева.

– Но вы же сами просили.

– Когда? – удивилась она.

– Да как же, всего несколько минут назад, – продавщица таращилась на нее изумленными глазами.

– Веревка мне не нужна, – заявила Ева и, сняв с головы шляпку, вернула ее старухе. – Вы с кем-то меня спутали.

Ева была уверена: мир снова ее любит. Поэтому она решила не ставить на одну доску предательство мужа, сгоревшие пироги и гибель цивилизации.

Глава 17

Важные дела

Филиция Павловна тянула время, прикидывая, что еще можно «извлечь» из сложившейся ситуации. Она уже выпросила у Нади пять рабочих халатов, теперь предстояло главное.

– Надюша, – голос ее сделался конфиденциальным. – Вы не могли бы одолжить мне немного денег?

– Сколько? – спросила Надя.

Филиция мгновенно определила нужную сумму:

– Пять тысяч пятьсот пятьдесят пять рублей.

Надя раскрыла сумку Барсукова. Кондрюкова окунулась взглядом в ее содержимое. Наблюдая за тем, как складывались купюры, она прошептала:

– Я верну их. При первой возможности.

Зная ее, было бы глупо на это рассчитывать. Надя протянула шесть тысяч (мелких купюр, как и надеялась просительница, в ее кошельке не оказалось).

Комендантша сунула деньги в бюстгальтер и потянулась за Надиным телефоном:

– Позволите? Сейчас позвоню в ЖЭК.

– Конечно, прошу вас, – Надя придвинула телефон ближе.

– Верунчик! – Филиция Павловна расплылась в улыбке. – И я… И я тебя, моя цыпа! – Она несколько раз чмокнула трубку. – Солнышко, помоги. Пришлю к тебе одну даму, покажешь ей домовую книгу, адрес она скажет. Ну и еще чего спросит… Конечно… Конечно… Долг платежом красен. У меня только «Комет». С лимоном. Сколько тебе? Три? Конечно. Заходи. Ну, все, миленькая, а то мне бежать нужно. – Филиция дала отбой. – «Жлобиха пустопорожняя. «Комету» ей с лимоном. И ведь возьмет, не подавится». – Знаете, где находится ЖЭК?

– Знаю, – сказала Надя.

– Спросите паспортистку, Вера ее зовут, скажете: от меня. Работает до шести.

– Спасибо, Филиция Павловна.

– Не за что. Про халатики не забудьте.

– Не забуду. Завтра на склад схожу и принесу вам.

– Я жду. – Филиция вышла из кабинета.

Пообещав Лере поговорить с комендантшей, Надя не предполагала, что для этого потребуется полдня. Филиция Павловна отложила встречу до «после обеда». И это «после обеда» затянулось до половины третьего. Теперь Надя опаздывала на совещание.