Ключ Вечности
Шрифт:
Фрай остановил машину резким нажатием на педаль тормоза, ничего не понимая, я уставилась на него.
— Я помню, что когда я рядом, ты не видишь кошмаров, поспи не много. Ты и так мало отдыхаешь….
– отстегнув ремень безопасности, он повернулся ко мне и, нагнувшись надо мной, стал гладить своими холодными руками мои красные щеки. Рядом с ним я веду себя как ребенок. Слишком жарко, нет слишком близко, облизнув губы, я сжала их, чтобы подавить желание поцеловать его. Нежная улыбка…. Невероятно нежная и ласковая, нет, не надо…. Я схожу с ума, не надо, Фрай, не искушай меня. Но даже если мое сердце искренне хотело остановить все это, голос тела нельзя было заглушить. Поглаживая и проводя указательным пальцем по моей шее, Фрай чувствовал, как бьется мое сердце и знал…. знал, что я не сопротивляюсь, это давало ему превосходство. Он
— Ты хочешь свести меня с ума или таким образом заставляешь…. Тогда хорошо, я посплю, пока….
— Ну вот и молодец! — победно раззадорившись и посмеявшись, он на мое счастье, начал пристегиваться обратно. Почему я ощущаю легкое разочарование? То есть я хотела, чтобы он меня поцеловал? Но Фрай это Фрай, на первом месте у него всегда стояла забота обо мне, а не желание меня. Поэтому, откинувшись назад и закрыв глаза, в моем теле возникла маленькая почти невидимая волна тепла. Фрай вел машину уже не так быстро и одной рукой. Его вторая рука сжимала мои ледяные пальцы, и пускай, его были не теплее…. Но от одного осознания, что они его и чтобы ни случилось, со мной все будет хорошо, внутри становилось теплее. Теплый комок внутри волнами стал расходиться по всему телу, уснула я быстро.
Для меня было странным видеть свои сны, я привыкла почти не видеть их. Дар лишил меня возможности видеть почти все, кроме кошмаров будущих событий. Но, и правда, рядом с Фраем ничего нет. Это не сон, это не похоже на сон. Я будто плавала в бесконечном море белого света, тепла и спокойствия. Долгим ли было это ощущение? Ощущение теплоты во всем теле? Даже во сне я, может быть, чувствовала руку Фрая?
Но все хорошее кончается рано или поздно и глупо было думать, что сила, давшая мне этот дар, не потребует постоянной платы. Моя боль, мое унижение, куски моей души — расплата. И подобные короткие моменты счастья уже не кажутся спасительными, когда ты постоянно только отдаешь. Отдираешь и отрубаешь от себя самое важное и самое дорогое, то с чем никогда бы не расстался. Вот и я недолго находилась в покое во сне. Спустя какое-то время вернулся мрачный и холодный коридор. Однако в этот раз что-то изменилось. И когда девушка подбежала к двери, и я прекратила быть в форме бестелесного духа и стала сама собой перед решающим поворотом золотой ручки…. Что-то изменилось во сне, раньше я ничего подобного не чувствовала. Запах, из-за голубой двери шел дурманящий аромат цветов…. Но нет, этот запах цветов не похож на все остальные. Он ласкающий, мягкий, не осязаемый и вместе с тем сладкий…. Открыв дверь, привычный свет повсюду, но привычной концовки нет, точнее она приходит с запозданием. Обычно сразу же после слепящего света я просыпаюсь, мимолетно зная, что здесь ребенок. А сейчас, сейчас этот свет был наполнен. Наполнен витающим в нем запахом необычайно красивых цветов и присутствие мальчика казалось еще более явным. Казалось я, даже могу различить его силуэт. Стройный, не высокий силуэт, от которого исходила какая-то магическая вожделенность:
— Спаси меня….
– тихий шепот, будто это прошептали цветы, и я проснулась. И по левой щеке из глаза медленно вытекла соленая капля. Одна единственная слеза…. Когда последний раз мне удавалось выдавить из себя хоть каплю жидкости? Мои глаза не умеют плакать. Но сейчас, мне было по-настоящему грустно, чувства того, кто был во сне, сильнее моих и сильнее чувств Фрая, что, казалось бы, было вообще не возможным. Но, что самое ужасное, эти чувства были направлены мне. И я верила в них, потому что это самые искренние чувства, что когда-либо мне дарили люди.
Оказалось что Фрай, уже открывал дверь машины, чтобы разбудить меня, и сообщить, что мы приехали. Чудом мне удалось отстегнуться быстрее чем он откроет дверь и стереть слезу с глаза.
— Холодно, однако….
– меня еще пошатывало, проспав больше часа, я впала почти в оцепенение.
Темно, только в некоторых частях этого брошенного города горели фонари от транспортных машин. Правительство постепенно перевозило сюда материалы для строительства. Огромные законсервированные контейнеры с маркировкой «Де Гор Интерпрайзис». Ох, кто бы сомневался. Приятно видеть эту маркировку, потому что здесь все-таки построят новый город, а не отведут его под очередной закрытый полигон испытания новейшего оружия, как часто это делали ученые-дворяне.
— Северный порт. Раньше этот город славился своей рыбой, потому, что здесь протекает самая большая пресноводная река в нашей стране. Возможно, люди здесь жили также спокойно, как и в Олексе. Но с тех пор как появились биотехнологии позволяющие выращивать все необходимые человеку питательные вещества искусственно, этот город, как и многие похожие на него, разорился. Люди не хотели переезжать в другие отстроенные заново города, и тогда дворяне призвали армию. Мятеж в этом городе был подавлен массовыми убийствами и сейчас это лишь груда камней и мусора. И почему только мне одной кажется, что благополучие слишком дорогого стоит?
— Хватит ерничать! Лучше скажи, куда нам идти?
— Там за следующим проулком должна быть дорога в лесополосу, а за лесом деревня, там живут беглецы, и все кто выжил в этом городе.
Фрай удивленно переспросил:
— Как узнала? Интуиция мега-мозга?
— Нет, кончено, у меня в телефоне встроен спутниковый тепловизор, я изучила съемки этой местности до твоего приезда.
Пока Фрай вел, нет, почти нес меня на руках через лес, я будто снова начала видеть странные галлюцинации. Что же твориться? Сквозь деревья будто пробивается слепящий свет и в нем нечто прекрасное, нежное беспомощное и в тоже время, преисполненное гордости. Это ребенок из моего сна….
Как вы думаете можно ли оставаться психически вменяемым человеком, когда ты по ночам спишь пятнадцать-тридцать минут, в течение которых либо видишь кошмары, где кого-нибудь убивают, либо странные видения о собственном прошлом. Когда после этих не продолжительных ночей ты видишь все эти трупы собственными глазами, затем гуляешь по ночному городу в поисках убийцы, затем видишь его последнее застывшее лицо ужаса перед смертью. Убиваешь, постоянно убиваешь, отнимаешь чьи-то жизни. Можно ли оставаться нормальным человеком, осознавая, что твое тело гниет изнутри, и тебе осталось жить месяцы? Можно ли находиться в адекватном состоянии, даже принимая правду, что мучительная смерть не принесет ни капли покоя?
Нет, это просто не возможно, любой из этих четырех фактов в продолжительности может лишить человечности. Таких людей сажают в психушку, они не нормальные их мозг более не способен давать осознание — самого себя частью общества. Почему же мне удавалось быть в сознании, почему я не сошла с ума? Почему?! Разве это не выход…. Как было бы хорошо вот так просто все забыть…. Задаваясь этим вопросом, я находила несколько вариантов ответов, любой из них можно было рассматривать как полноценный факт правды. Первое: я не схожу с ума, потому что не чувствую, и не могу проявлять эмоций, однако они все еще есть. Стоило признать, что рядом с Фраем все-таки внутри меня что-то еще колыхалось. Вторым же ответом можно было признать тот простой факт, что цель моей жизни, так горько вырезанная в моих мыслях, дает мне стойкость, и потому двигает вперед. Однако нельзя отрицать и существование подсознательного желания мести, что противоречит истине поиска правды. И остается третий ответ, как ни странно, он наиболее вероятный из всех трех. Я не человек…. Много раз анализируя собственное положение, эта мысль словно бумерангом возвращалась…. Холодный ветер, воющий в высоких соснах, отрезвил мою голову. Головокружение прошло. В тени лунного света стали мелькать огни, полуразвалившихся лачуг.
Пока мы подходили все полуоборванцы и полубеглецы предпочли скрыться в закоулках этой маленькой деревеньки в шесть домов. Фрай все время держался настороже, чувствуя напряжение его мышц, я посмеивалась про себя, он не хотел принимать тот факт, что я куда более опасна, чем любой из здешних обитателей. Мы остановились у лачужки. На пороге сидела старуха, одноглазая, завернутая в несколько слоев, какого тряпья, она, кажется, выла или нет скорее, читала себе под нос проклятия или что-то вроде того.