Ключ Вечности
Шрифт:
— А она, Элизабет? Что-то изменилось, когда в его жизни появилась она?
— Да через два года, в его жизни появилась она. Я видел их вдвоем всего лишь раз, когда они приезжали на открытие Имперской библиотеки. Они настолько красивы, будто ангелы спустившееся с небес. Они двигались, казалось даже одинаково, и ни разу, пока они были на людях вместе, она не выпустила его руки. Между ними словно была невидимая нить связывающих их. Это практически не объяснить словами. Но вам нужно узнать лишь одно. В отсутвии Эдгара она была еще более жестокой, наверное, чем он сам. Она помогала ему во всем, вместе они сделали, почти не возможное заставили
В абсолютно пустом университете мы были практически одни. Видимо если не считать личной служанки профессора, которая ушила за чаем. И профессор, и я подумали об одном и том же, когда отдаленный звук шагов эхом донесся до нас.
— Вам пора Джульетт! Уходите, до того как она увидит вас, и помните, что только в ваших силах найти правду. А теперь не хочу, вас просить, но сделайте это. Считайте последней просьбой старика….
– он хотел умереть именно здесь среди своих любимых цветов, среди своих любимых книг. Там где светло и тепло, там где не почувствуешь огонь пыточных камер в Академии, куда его посадили бы за предательство. Он не хотел, и умереть от руки Мотылька…. Нет, профессор хотел умереть тихой быстрой и спокойной смертью, не от руки ублюдка. Он просил меня, потому что мечтал увидеть последнее лицо перед смертью не мучителя, а красивой девушки. Я читала это по его эмоциям.
— Думаете, я могу спокойно убить не виновного человека?
Он рассмеялся, по его старческому морщинистому лицу стекали глухие слезы, венец борьбы с отчаяньем.
— Забавно, наверное, все ваши жертвы видели перед смертью в вас только палача. Но я скорее избавителя. Сделайте это ради себя самой. Джульетт вам выпал шанс пожить совершенно невероятной жизнью существа отличающегося от нас, так оправдайте свою кровь. Будьте благородны и милосердны….
– он встал на колени на полу беседки.
— Хорошо, спасибо вам профессор….
– сев рядом с ним, я обняла его. Последнее что он почувствовал, это как моя рука гладит его по серебристым волосам, даже не издав вздоха, или крика…. Он принял мою пулю, разорвав его сердце, она принесла ему искупление. Даже если он всю жизнь сожалел, что не мог рассказать никому о правде, творящейся в Архионе, сейчас он сделал это. Вот что значит искупление, и вот что значит вера в него. Смерть, просить о ней. Вот что значит верить, что смерть еще не конец….
Почувствовала я хоть каплю раскаяния сама? Когда убила практически ни в чем не повинного человека? Могло ли убийство совершенное действительно зверски нечестно принести мне боль? Но нет, я настолько привыкла убивать и уничтожать, внутри себя кусочек чего-то хорошего, каждый раз нажимая на курок. Что в какой-то момент отдавать было больше ничего. И я теперь, как и всегда ничего не почувствовала, ни радости, ни облегчения. Хотя есть слабая надежда, что две недели рядом с Фраем помогут мне хотя бы частично регенерировать часть чувств.
Хотя в связи с новооткрытыми обстоятельствами стоило ли вообще рассказывать Фраю. Я не человек, может мне вообще не свойственно чувствовать то же, что и людям. А все-таки есть немного гордости. Хоть какое-то поднятие сломленного духа. Быть не человеком все же замечательно. Быть отличным от этих существ, погрязших в собственных желаниях.
— Джульетт! — голос Финиаса в трубке потерянный и шокированный явно возвещал о том, что мой план сработал.
— Я скоро буду в офисе. Что ты опять ноешь? — естественно нужно убедительно сыграть. Если Финн Мотылек, а я ничего не знаю о произошедшем. Он должен был быть максимально шокирован, а я невероятно удивлена происходящему.
— На капитана было совершено покушение. Джульетт это Мотылек, его ранили прямо в офисе, камера наблюдения все записала, но данные были удалены. Джульетт я не знаю, как это произошло…..
— Я еду Финн, сейчас он в больнице?
— Да состояние у него критическое. Джульетт….
— Приди в себя, наконец! Я еду!
Теперь нужно будет имитировать отчаянье, сокрытое порывом стойкости и пофигизма. Это и была моя идея. Финн, Лидия и капитан не смогут отпустить меня, пока не разочаруются во мне. Лидия смирится, будет рыдать как больная, но смирится. Сложнее всего будет с Финиасом, но и его одолеть не сложно. Ведь он боготворит меня, а боги быстрее всего падают с пьедестала человеческой веры, когда у людей случаются несчастья, и от них нет спасенья. Мотылек должен был смертельно ранить капитана, но не убить. Причем сделать это было необходимо максимально бессовестно, руша и ломая всякие принципы. Не жестоко, нет аморально скорее, ранить капитана было необходимо, казалось бы, в самом защищенном месте в Хадель-Вилле. В цитадели правосудия, в здании, куда по идее не может проникнуть убийца и уйти оттуда живым и невредимым. В таком случае все сотрудники, считавшие, это место неприкосновенным будут просто шокированы и сбиты с толку. Конечно, весь этот спектакль принесет и нежелательный эффект, а именно обожествление уже Мотылька и соответственно хаос и панику. Но все, же под этот шумок я смогу спокойно свалить в Олекс, чтобы там продолжить игру с Мотыльком на новых условиях.
Лидия, конечно же, рыдала, просто ревела. Как можно так вообще реветь? Сидя на диванчике в проходной, она заливалась солеными ручьями. А бледнеющий Финиас успокаивал ее, и, судя по реакции…. То, что Финн за ней ухаживал, занимало ее куда больше чем жизнь Билла находящегося на грани жизни и смерти. Когда она отвлеклась от рук Финиаса и подняла глаза на меня. В них блеснуло сожаление и разочарование, которого я так добивалась. Ее зрачки были сильно расширены, и она быстро снова уткнулась Финну в плечо. Бесполезно, даже если она и думала скрыть свои чувства ко мне, то поздно. Я успела прочитать их, она осуждала меня. За мое непоколебимое спокойствие. Ее губы так и хотели закричать: «Это ты вовсем виновата! Ты просто наслаждаешься этой бойней! Сделай хоть что-нибудь ты же у нас уникум».
— Я отвез его жену и детей в больницу, сейчас ведется операция….
– голос подал Финиас. Наверное, он тоже не хотел, чтобы я прочитала его чувства. Но, будучи идиотом, он забыл, что по интонации это сделать еще легче, чем по лицу. Легкое занижение тембра и тона говорило только о его растроенности и подавленности. Никакого осуждения и недоверия в мой адрес. Это и не удивительно с Финном будет сложнее. Хотя как по мне так у них с Лидией типичное проявления человеческой психологии в трудных ситуациях — стадное желание поплакаться кому-нибудь в душу. Люди считают, что вместе неудачи и потери переживать легче. Что за глупость!? Это просто проявление малодушия.