Ключевая фраза
Шрифт:
– Так… Интересно, конечно, но я-то чем могу быть вам полезен! Я не философ и не теолог, у меня другая сфера: криминология, уголовный процесс, – профессор с недоумением глядел на ученика.
– Тут вот какая штука, Виктор Михайлович, – Каховский пытался подобрать слова для описания пока еще не окрепшей мысли. – Вы не сторонник суда присяжных, насколько я помню.
– Это верно, – с какой-то особой гордостью прозвучал ответ Красевича.
– Да. Я помню… Но я вот, знаете ли, считаю суд присяжных спасательным кругом для нашей судебной системы.
Профессор кивнул головой в знак уважения к противоположному мнению и слегка пожал плечами. Каховский
– Да, я против суда присяжных, – делая глоток остывающего чая, произнес Красевич, делая длинное ударение на звук [o] в слове «про-о-о-о-тив». – И вы прекрасно знаете почему! Просто вы, Артем, – адвокат, и вам проще с судом присяжных. Простых людей легче запутать!
– Но в суде две стороны, Виктор Михайлович! Там же и прокурор есть! Получается, ему тоже легче запутать простых людей? – парировал адвокат.
– Да, прокуроры… Ну, вы же знаете… Немного среди них великих ораторов, – поежился Красевич. Он не любил обсуждения прокурорских качеств, поэтому спор о суде присяжных начал именно с этого невыгодного для себя аргумента, чтобы побыстрее о нем забыть.
– И кто мешает прокурору из ненужного аксессуара превратиться в искусного оратора? – насмешливо спросил Каховский. – Извините, Виктор Михайлович, я помню, вы работали в прокуратуре, к вам это не относится.
– Ах, бросьте, коллега, в мои времена обвинители были ого-го!!! А до меня – вообще монстры! Анатолий Кони, например. Но дело не в таланте, просто прокурор приводит факты. Он не имеет права путать присяжных.
– Так и адвокат же не анекдоты рассказывает, – возбужденно заметил Артем. – И я, и обвинение – мы все излагаем факты! И мы же даем им оценку. Просто с оценкой фактов и выводами мы, адвокаты, справляемся лучше!
– Присяжные настроены против обвинения изначально. Природа человека такова, – профессор поднял указательный палец вверх. – Во всяком случае нашего человека. Всепрощение! Христианские ценности!
– Смотря по какому делу! Но все равно, что такое присяжные? Это ведь общественная совесть. Не мнение, а именно совесть. Ведь так, кажется?
– Непрофессиональная и легко принимающая все на веру! – начал закипать Красевич. – Профессиональный судья – тоже выразитель общественной совести, он же не с Марса прилетел?! Он тут живет, в обществе!
– Правильно! Только он выразитель общественно-профессиональной совести. У него уголовных дел – каждый год по телеге. Он разбирается лучше в «юризмах», он видел, уж перевидел всякого, решал судьбу человека неоднократно, он спокоен, как хирург, режущий аппендицит в сотый раз. А присяжный… Для него это по-другому. Это не он режет аппендицит, а ему делают операцию, причем на сердце! Он ведь пропускает все – факты, их оценку, эмоции – через свою душу, свою совесть, а не сквозь свой профессиональный опыт и холодный юридический ум. Это его могут зарезать на операционном столе, если скальпель соскользнет…
– Красиво я вас говорить научил, это радует, очень образно говорите, – улыбнулся профессор. – Только лично я не доверил бы свою судьбу присяжным, если что… Да и вы, наверное, тоже.
– Я бы доверил… – после короткой паузы сказал Артем. – Не стоит считать простых людей неспособными разобраться в деле. Им доверено выбирать президента страны, депутатов. Как говорят: «Выбери свое будущее!» И если будущее целой страны можно доверить каждому, то уж одно-то маленькое будущее одного человека страна может доверить двенадцати гражданам?!
– Лозунг! Вы и перед присяжными лозунгами сыплете и штампами? – засмеялся Красевич.
– Ну, иногда да… Штамп ведь – это что? Победившая метафора! А метафора – это очень полезный речевой прием, присяжные любят красивые метафоры, даже если они им знакомы. Кстати, вот я о чем как раз спросить хотел. Про Слово… Все никак не мог сформулировать…
– Нет, извините… – перебил Красевич адвоката. – Все-таки ответьте мне еще на один вопрос. Неужели вы думаете, что присяжные могут вынести справедливый вердикт, если они испытывают симпатию к преступнику? Ну ведь очевидно, что личность преступника, его внешность, поведение окажут влияние на психику присяжных и, как следствие, – на их решение. Вот Робин Гуда бы оправдали присяжные… Или ладно, – заметив усмешку собеседника, профессор решил привести другой пример. – Возьмем Россию-матушку. Сонька Золотая Ручка! Ну разве не вызывала она симпатию?
– Которая из них? – спросил адвокат. – Их вроде было несколько, это, так сказать, собирательный образ.
– Я про ту, которую считаю первой и уникальнейшей. Вот послушайте историю. В мае 1883 года молодая очаровательная светская дама пришла в дом известного одесского психиатра. Врач был популярен в городе и имел немалые доходы. У него был собственный двухэтажный особняк, в котором велся прием, и там же располагались клиника и усмирительные комнаты. Встретившись с психиатром, молодая особа поведала ему о постигшем их семью горе. Дело в том, что ее муж, который, по ее словам, всю жизнь занимался торговлей каменным углем, с недавних пор возомнил себя ювелиром и стал постоянно требовать ото всех, с кем он встречался, деньги за якобы проданные какие-то драгоценности.
Психиатр заявил, что случай тяжелый, но небезнадежный, и попросил привести мужа к себе на прием, оценив свою работу в 300 рублей. Дама в ответ разрыдалась и, рассыпаясь в благодарностях, ответила, что сумма не имеет для нее решительно никакого значения, лишь бы супруг поправился, поскольку она его горячо любит. Более того, она тут же достала 500 рублей, но поставила условие, что ее муж во время лечения ни в чем не будет испытывать недостатка, а еще лучше, если на период лечения он будет находиться в клинике психиатра, потому что ей тяжело ежедневно наблюдать за его страданиями. Психиатр по достоинству оценил заботу любящей жены и обещал сделать все от него зависящее.
В тот же день, спустя полчаса, та же молодая дама появилась в магазине ювелира Карла фон Меля, что находился на углу Ланжероновской и Ришельевской улиц. Вела она себя раскованно и непринужденно, перемежая правильную русскую речь французскими и немецкими фразеологическими оборотами. Карл фон Мель решил лично обслужить понравившуюся ему клиентку.
Принимая знаки внимания как должное, светская особа небрежно заметила, что ее муж получил в наследство пять тысяч десятин земли и она по его совету решила превратить часть свалившихся на них невесть откуда денег в драгоценности. При этом она сослалась на неких господ, которые с самой лучшей стороны отрекомендовали ей именно магазин Карла фон Меля. Богатая клиентка долго выбирала себе драгоценности, хозяин был рядом с ней и предлагал самое лучшее и самое дорогое. Он был рад дорогой, в прямом и переносном смысле, гостье и надеялся заполучить ее в постоянные клиентки. В конце концов выбор был сделан к обоюдному согласию сторон.