Ключи от ландышей
Шрифт:
Нет, мы не слышим далеко-далеко.
Это другое.
Нет, мы не видим, что в других городах.
Это другое.
Я не могу объяснить.
Я просо пишу картину здесь – и она появляется за много километров отсюда.
Просто…
– …а что с вами случилось?
– Ничего не случилось.
– Тогда почему у вас нет своего города?
– А почему он должен у меня быть?
– Вы разве не хотите свой город?
– Представьте, нет.
– У вас было какое-то разочарование, связанное…
– …нет.
– Тогда почему…
…потому.
Пересечемся, говорит Чарли.
Пересечемся, говорит Джем.
Пересечемся? – спрашивают меня.
Я смотрю – они едут в Клокбург, я еду в Таймбург, нам не по пути.
Не сегодня, говорю я.
Не сегодня, говорят остальные.
– …что вы делаете? – спрашивает Таймбург. Я не нравлюсь ему – несмотря на то, что уже столько всего сделал для города.
– Вашу копию.
Я уже предвижу вопросы, – так и есть, Таймбург боится:
– Копию? А мне это не повредит?
– Что вы, ни в коей мере… Вот, посмотрите, я делал копии множества городов, и…
– Вы… вы делаете копии городов?
Таймбург возмущен, я понимаю, что попал, и попал крепко, что я не смогу ему объяснить, как это я хожу по городу, делаю его копии, улицу за улицей, дом за домом, где и как я храню их – воспоминание о городах…
– Вы… вы хотите навредить городу?
Не успеваю ответить – что-то обрушивается в мое сознание, даже не сразу понимаю, что именно, а вот…
СРОЧНО!
ВСЕМ!
Узнаю.
Это Черри.
И Джем.
Только они там, а я здесь. Бежать, бежать из города, срочно, со всех ног, может, успею в Клокбург, да черта с два я успею в Клокбург, в спешке пишу сообщения – кто ближе к Клокбургу, скорее туда…
«Они мертвы», – сообщает мне кто-то из наших.
Рушится мир под ногами, в отчаянии перебираю новости, новости, новости городов, городов, городов, вот оно, случилось то, чего мы боялись, два паразита в городе, сегодня два, завтра сто, послезавтра миллион, спасайте себя…
…понимаю.
Клокбург испугался и убил их.
Смотрю на Таймбург – здесь надо как-то откланяться и уйти, понять бы еще, как…
– …прячьтесь, – говорит Таймбург.
– А?
– Прячьтесь. Они будут искать вас… таких, как вы… вам надо затаиться, всем…
– С-спасибо, – мой голос меня не слушается.
– А копию мою уберите… или это повредит мне?
Понимаю, что тут нужно соврать, что увы, это навредит городу, еще как навредит, так что придется оставить…
…прячусь в маленькой гостинице на маленькой площади, молюсь, чтобы не нашли…
…Клокбург. Город часов, безумный часоворот, затягивающий в бесконечность, часы, которые показывают не время, а что-то, что пожелают сами…
…Букбург, город – раскрытая книга на неведомом языке, город, который хочется читать страницу за страницей.
Таймбург – город времени, нет, не так, город – само время, в котором можно заблудиться, блуждая от эпохи к эпохе…
Атемпус – город-безвременье, город по ту сторону времен и пространств.
Ищу, в какой город отправиться дальше, смотрю города – на расстоянии, ищу, чем помочь где какому городу, – советом, делом, словом, где написать легенду, где картину, где чертеж замка…
«…не получается», – говорит мне город, – «шпиль рушится».
Понимаю, что учел не все, далеко не все, что не все я могу увидеть и понять на расстоянии…
«Иду… уже иду в город…»
Спешу к городу, через полдня пути уже вижу в отдалении исполинский мегаполис, закрученный в спираль, в ракушку, в которой прячется создатель города. Он как всегда недоуменно смотрит на меня, он не может понять, кто я, и что я, как такое возможно, чтобы сам по себе…
Настраиваю шпиль, все и правда оказалось сложнее, чем я думал, – первый раз за столько лет чувствую настоящее воодушевление, попалась действительно сложная задача…
…не сразу спохватываюсь, что так и не рассмотрел город как следует, – что-то неуловимо знакомое в этих краях, что-то, что-то…
– Вы родом отсюда, – говорит город.
Он не спрашивает. Он утверждает. Когда я разламываю хлеб, не режу – разламываю, сам не знаю, почему – разламываю, да потому что, потому что так делали там, где я родился и вырос, так делает этот город…
– Вы родом отсюда, – говорит город.
Вечер.
Сумерки ноября.
Шорохи подступающей ночи.
Свет фонарей.
Города собираются в круг, разжигают костер, греют озябшие руки у очага, рассказывают друг другу страшные истории о далеких краях. Снова вспоминается что-то давно отжившее, забытое, как грелись у костра в сумерках подступающей зимы, говорили о чем-то страшном, от чего хотелось придвинуться поближе к огню…
Там чудища, говорит Часоград.
Там чудища, говорит Луноград.
Там чудища, говорит Времяград.
Их имена кажутся мне рычащими, спотыкающимися о самих себя, родными – и в то же время непривычными, так бывает, когда не слышишь их много лет, когда они уходят куда-то в глубину памяти, а потом вскрываются, как старые раны, кровоточат…
Понимаю, что ничего не знаю про мир, в котором я родился и вырос.
Ничего…
Они там людей едят, говорит Сонград.
Они там людей едят, вторит ему Хлебград.
Там нет городов, говорит Звездоград.
Там нет городов, вторит Часоград.
Там ужасы, говорит Времяград.
И смотрит вопросительно на меня, ждет, когда я скажу – там ужасы.
Мотаю головой, говорю – быстро, отрывисто, нервно, что там, там, там, за горизонтом, за краем земли, там города, такие, же как, вы, у них тоже раковины закручены в спираль, у них тоже свои дома и улицы, свои колокольни, свои лестницы и мосты…