Ключи от Стамбула
Шрифт:
Затем они заговорили о турецких реформах, начатых ещё Абдул-Меджидом и осуществляемых теперь Абдул-Азисом. Падишах был настолько расположен к беседе, что настоятельно просил не стесняться его обществом и непременно говорить всё, что он думает о государственном устройстве Турции.
– В разговоре с вами, глубокоуважаемый посол, я всегда чувствую, что не буду обманут или же разочарован.
– Ваше величество, – почтительно заговорил Игнатьев, – чтобы не говорить лишнего, я постараюсь сказать главное: при коренных реформах кризис неизбежен. А что касается устройства Турции… Вы человек умный и, разумеется, знаете, что в мире всё условно и неоднозначно.
– Странно, – повёл головой падишах. – Почему именно так? Ведь все великие державы с их монархами разительно похожи друг на друга.
– Внешне да, – сказал Николай Павлович, – но потаённо, сокровенно, между ними большое различие.
– В чём же оно состоит? – спросил Абдул-Азис, слегка приподнимая бровь.
– Разница, я думаю, состоит в том, что одна система власти держится на подавлении собственного народа, а другая – на любви к нему. Пусть строгой, но любви.
Абдул-Азис задумался. Потом сказал с досадой в голосе:
– Меня с детства приучали к мысли, что для монарха нет большего врага, нежели его собственный народ, и победа над ним всегда доставляет ему особое удовольствие, по значимости своей намного превосходящее все иные наслаждения и оставляющее далеко позади себя даже такое помпезное действо, как празднование триумфа.
– По случаю полной победы в войне? – спросил Игнатьев, понимая, что большего триумфа просто не бывает.
– Да, – утвердительно сказал Абдул-Азис. – По случаю полного разгрома объединённых сил воинственных соседей, решившихся захватить страну, а самого правителя, понятно, обезглавить.
Николай Павлович вздохнул.
– Когда человек стоит перед выбором собственной выгоды или же истины, он всегда выбирает первое. Так он признаёт за собой смертный грех. Другими словами, любя себя на троне, самодержец приближает свою смерть. Я уже не говорю о том, что многие монархи слишком затемняют собственным величием исторические горизонты нации. Свет абсолютизма должен проникать в умы и души подданных. Иначе власть в стране достанется мерзавцам.
– Никто и никогда не говорил со мной столь откровенно! – признался падишах с горящим взором. – Мне многое становится понятно.
– Главное, не забывайте: «Власть – женщина и смерть – женщина, и жёны в сговоре между собой».
– Я это чувствую! – сказал Абдул-Азис и вновь заговорил о том, о чём уже однажды говорил. – Я ношу одежды, расшитые золотом, ем самую вкусную пищу, люблю и наслаждаюсь ласками красавиц, и чувствую, как приближаюсь к смерти. Погибаю каждый день и час! – Он даже зубами скрипнул от досады. – Подыхаю!
– Все мы смертны, – не желая увязать в неприятной для него беседе, ответил Игнатьев. – Мы уйдём, придут другие. Смерть – всего лишь навсего преграда, переход от жизни краткой к вечной.
– Не хочу! – взвыл падишах, как от зубной боли. – Я не хочу об этом слышать. Все говорят о рае, но никто там не был.
– Таково устройство мира, – сказал Николай Павлович и слегка пожал плечами. – Источник долголетия не здесь, а там, – он указал на небо. – Значит, там мы его и найдём.
– Если грехи позволят, – мрачно уточнил Абдул-Азис.
Желая сменить тему разговора, Игнатьев опустил глаза, как бы соглашаясь с небезызвестной оговоркой, а, когда поднял их, то сообщил о том, что ревнивый к чужим успехам английский посланник сэр Бульвер не может простить Абдул-Азису того, что он благоволит русскому послу и собирается осуществлять реформы под его диктовку.
– Лорд Литтон на всех углах кричит о том, что деньги на постройку броненосцев Абдул-Азис занял у неё, у сердобольной доверчивой Англии, которая, конечно же, сумеет отомстить за «вероломство». А я, ваше величество, хочу сказать, что Англии нужна узда. Она отвыкла от неё и распоясалась. Именно в этом её основное отличие от Франции, Турции или России.
Приступив к обязанностям русского посланника в Константинополе, Николай Павлович довольно скоро убедился, что английский парламент столь недвусмысленно обхаживал блистательную Порту, шаря у неё под юбкой, что она сама уже не знала, как ей унять свою разыгравшуюся чувственность. Буйство похоти, в особенности твёрдо ощутимой, невольно увлекает зрелых дам. А тут ещё и «европейский концерт», насквозь проникнутый духом цыганщины, нахально пристаёт: «Дай… погадаю», норовя запечатать уста неизъяснимо сладким поцелуем. Да и «Союз трёх императоров» – сказать по совести, бесстыдно проявляет свою страсть, выказывает «бешенство желаний», настырно тиская грудастую, сомлевшую до слабости в коленях Турцию.
Глаза Абдул-Азиса помрачнели ещё больше.
– Может быть, это и так, но Англия добра ко мне без меры. Другой вопрос, что надо срочно погашать кредиты. Я откровенно не знаю, что нужно предпринять для наполнения казны?
Думая о том, что самодержец без Бога в душе – мироед, и никакие способы обогащения не принесут желанного достатка его подданным, Николай Павлович сказал, что есть старое, испытанное правило.
– Когда денежных средств и материальных ресурсов становится меньше, правительство резко сокращает расходы на содержание чиновничьего аппарата, а налогов с населения взимает больше, перекладывая на его плечи всё, что только можно. Я прекрасно сознаю, что вашему правительству придётся прибегнуть к этой, далеко не популярной, практике, – он слегка развёл руками. – Не популярно, зато эффективно. Правда, я должен сказать, что долго так продолжаться не может. Это политика провала. Национальной катастрофы. Нельзя столь беззастенчиво, наглядно обирать своих граждан и каждую дыру в бюджете латать за счёт их мизерных доходов.
– Великий везир утверждает, что в Европе налоги не меньше. Особенно, в Англии.
– Но там и доходы в пять раз выше, – возразил Игнатьев, неплохо знавший экономику развитых стран, благодаря своим беседам с бароном Редфильдом. – Мало того, пока не будут наказаны люди, которые участвуют в разграблении бюджетных средств на самом высоком уровне, быстрого выхода из кризиса ждать не приходится. Вам ли не ведать: кто у денег, тот и вор? Вам ли не помнить: кто руководит, тот и от рук отбивается?
– Я введу закон о казнокрадстве, волокитстве и бездействии! – решительно сказал Абдул-Азис. – Я не позволю разрушать страну.
– Мало знать закон, когда необходимо следовать ему. Вам надо защищаться.
– От кого?
– Прежде всего, от внутренних врагов.
– От греков и болгар?
– Отнюдь, ваше величество. Вам надо защищаться от бесчестных губернаторов, продажных судей и политиканов.
– Мечтающих о конституции, гражданских правах и свободах? – злобно ухмыльнулся падишах, словно всех его врагов уже вели на казнь.