Ключи от Стамбула
Шрифт:
Глава V
Познакомившись ближе с представителями иностранных государств в Константинополе, Игнатьев пришёл к выводу, что преобладающее влияние на Востоке имели Англия, Франция и Австрия – три европейских державы, участницы в Крымской войне, подписавшие Парижский договор 1856 года. Все наиболее важные вопросы международной политики решались ими без участия России.
Недоверие и ненависть турецких министров к русским были очевидны. Порта избрала для себя путь постоянной конфронтации и противилась любому делу, которое начинала Россия. Имея министерство иностранных дел, Турция заключала международные трактаты, отправляла и принимала посольские миссии, а её военное ведомство формировало армию и флот, которые обеспечивали калифату прочный
Этим же вопросом, похоже, задавался и Евгений Петрович Новиков, хорошо знавший экономическое положение Турции и постаравшийся ввести в курс дела нового посла, время от времени потирая большой чистый лоб с крупными залысинами.
– Вы должны знать, – предупредил он Николая Павловича, – что внешняя торговля калифата во многом подчинена интересам чужеземных монополий. Внутренний рынок тоже трещит по швам, испытывая натиск со стороны иностранных фирм и компрадорской агентуры.
Судя по остроумной реплике Новикова, даже вороны, сидевшие на ветвях привокзальных деревьев, каркали с прононсом, на манер французских.
Зайдя попрощаться перед своим отъездом, Евгений Петрович слегка наморщил лоб.
– Николай Павлович, готовьтесь к тому, что к вам срочно нагрянет французский посланник маркиз де Мустье и в самой категорической форме потребует, как он изволил выразиться, сатисфакции.
– А в чём, собственно, дело?
– Дело в том, что дней за десять до вашего прибытия в Константинополь наш андрианопольский сотрудник, временно исполнявший обязанности консула, господин Леонтьев, принятый на службу год назад, когда вы, – он несколько замялся, – были в Петербурге, отходил хлыстом француза – консула Дерше.
– За что же, позволительно спросить?
– А вот за что, – немного оживившись, но всё ещё стоя в дверях, ответил Новиков. – За оскорбление, которое тот, якобы, нанёс ему как представителю России, позволив себе дурно говорить о ней.
– Вот молодец! – с жаром воскликнул Игнатьев. – Все бы так поступали! Отстаивали честь России.
На следующий день ему нанёс визит представитель Франции маркиз де Мустье, Франсуа Леонель. Торжественно решительный и злой.
– Я полон гневных слов и возмущения! – воскликнул он с порога не без пафоса. – Вы распустили своих подчинённых! Стыдно, мерзко, неколлегиально! Вы неразумно позабыли…
– Что?
– Дипломатические правила едины для всех и установлены Венским конгрессом в тысяча восемьсот пятнадцатом году, вскоре после разгрома армии Наполеона I. Надо быть дипломатом в традиции!
Маркиз важно подал руку и Николай Павлович вежливо, но ощутимо-крепко ответил на холодное пожатие, предложив располагаться запросто и побаловать себя испанским ромом.
– Презент барона Редфильда, – сказал он со значением и сам наполнил рюмки, размышляя над словами гостя и приходя к выводу, что чистых дипломатов очень мало. Их, может быть, намного меньше, чем патронов в стволе однозарядного ружья. И еще: что значит быть «дипломатом в традиции» с точки зрения политиков Европы? По всей видимости, это значит закрывать глаза на те мерзости, которые насаждают в мире их правительства, идущие на поводу у собственных амбиций или финансовых кланов.
– Того, который Зундель Соломон, а представляется как Жан да ещё и Доминик? – с лёгким и не вполне объяснимым сарказмом поинтересовался маркиз, напрочь упустив из виду, что и его полное имя выглядит в чужих глазах слишком громоздким, если не сказать, комичным: Дель Мари Рене Франсуа Леонель. Ну, да Бог с ним!
Несмотря на то, что французский посол расположился в кресле и прочно и гневно-внушительно, Игнатьеву показалось, что в душе визитёра не так уж много ругательных слов, хотя желания нагнать на него страху было много.
– Честное слово, – закусывая ром сушёной дыней, высказал свои претензии француз. – Этот ваш задира, господин Леонтьев, требует серьёзной порки. В противном случае, – он несколько повысил голос и взялся за початую бутылку, – наш дипломатический корпус объявит вам бойкот! Самый жестокий! – Маркиз наполнил свою рюмку, посмотрел её на свет и опрокинул в рот. – Я думаю, вы поняли меня?
– Конечно, понял, – ответил Николай Павлович, хорошо помня о том, что Абдул-Азис в любой конфликтной ситуации всегда займёт позицию французской стороны. Исходя из этого и чувствуя, что ему нужна большая осторожность в разговоре с французским посланником, чтобы не ухудшить и без того довольно неприятный инцидент, а также втихомолку радуясь тому, что хрустальная посудина маркиза де Мустье опустошается без видимой запинки, он строго произнёс: – Я накажу драчуна самым примерным образом.
– Его наглая выходка это уже не дипломатия мозгов, а дипломатия рукоприкладства! Английского бокса, если хотите. – Ярость маркиза де Мустье выплёскивалась через край. – Ему не место в русском консульстве!
– Согласен, – заверил француза Игнатьев, держась с той напускной строгостью, с какой, должно быть, плотник смотрит на рассохшуюся дверь, с которой надо что-то делать, а делать чертовски не хочется. – Хотя, вы знаете, он неплохой работник. Его хвалят сослуживцы.
– Чем развязней человек, тем благообразнее он хочет выглядеть! – с напыщенностью записного демагога продекламировал маркиз и непонятно для чего поведал, что он чрезвычайный и полномочный посол Франции в ранге министра. – Я не хотел бы начинать наше знакомство с международного конфликта.
Он засопел, нахмурился, как хмурится обычно жалкий скряга, внезапно обнаружив недочёт в своей скудной карманной наличности, и снова приложился к рюмке, напустив на себя вид сироты, который ото всех терпит обиду и ни от кого доброго слова не слышит.
– Я тоже не желаю этого, – как можно мягче заверил визави Николай Павлович и всё же сказал, что, будучи посланником великой державы, хотя и не в ранге министра, он признаёт, что все его сотрудники имеют особые права в отстаивании чести и достоинства России.
– Даже путём рукоприкладства? – дёрнул плечом француз.
– А почему бы и нет? – вопросом на вопрос откликнулся Игнатьев и хлебосольно предложил маркизу отобедать вместе. Тот вскинул брови, несколько подумал и сказал «с удовольствием».
Это его «с удовольствием» было сказано как нельзя кстати и явно прозвучало для обоих ничуть не глуше золотого луидора, когда его подбрасывают вверх только затем, чтоб вскоре услыхать, как он звенит, упав к ногам – на мраморные плиты пола.
Николай Павлович взял со стола колокольчик и велел секретарю распорядиться, чтобы им с маркизом де Мустье сервировали стол в его рабочем кабинете. Затем продолжил начатую мысль.