Кн. 8. Рассказы
Шрифт:
— Ман! — сказал мэр.
— Спасибо, папаша, — ответил Джексон.
— Ман! — заявили другие чиновники.
— Очень рад, ребята, что вы к этому так относитесь, — сказал Джексон. Он повернулся к Эруму. — Вот что, давай-ка закончим с этим делом, ладно?
— Ман-ман-ман, — ответил Эрум. — Ман, ман-ман.
Несколько секунд Джексон с изумлением смотрел на него. Потом он спросил, сдержанно и тихо:
— Эрум, малыш, что именно ты пытаешься мне сказать?
— Ман, ман, ман, — твердо заявил Эрум. — Ман, ман ман ман. Ман ман. — Он помолчал и несколько нервно спросил мэра: — Ман, ман?
— Ман… ман ман, — решительно ответил мэр, и другие чиновники закивали. Все они повернулись к Джексону.
— Ман, ман-ман? — с дрожью в голосе, но с достоинством спросил его Эрум.
Джексон потерял дар речи. Его лицо побагровело от гнева, а на шее начала биться большая голубая жилка. Он заставил себя говорить медленно и спокойно, но в его голосе слышалась бесконечная угроза:
— Грязная захудалая деревенщина, — сказал он, — что это, паршивцы, вы себе позволяете?
— Ман-ман? — спросил у Эрума мэр.
— Ман-ман, ман-ман-ман, — быстро ответил Эрум, делая жест непонимания.
— Лучше говорите внятно, — сказал Джексон. Голос его все еще был тихим, но вена на шее вздулась, как пожарный шланг под давлением.
— Ман! — быстро сказал од ин из ольдерменов главе округа.
— Ман ман-ман мои? — жалобно ответил глава округа, и на последнем слове его голос сорвался.
— Так не хотите нормально разговаривать, да?
— Ман! Ман-ман! — закричал мэр, и его лицо от страха стало мертвенно-бледным.
Остальные обернулись и тоже увидели, что Джексон вытащил бластер и прицелился в грудь Эрума.
— Кончайте ваши фокусы! — скомандовал Джексон. Вена на шее, казалось, душила его, как удав.
— Мая-мая-ман! — взмолился Эрум, падая на колени.
— Ман-ман-ман! — пронзительно вскричал мэр и, закатив глаза, упал в обморок.
— Вот сейчас ты у меня получишь, — сказал Эруму Джексон. Его палец на спусковом крючке побелел.
У Эрума стучали зубы, но ему удалось сдавленно прохрипеть: «Ман-ман-ман?» Потом его нервы сдали, и он стал ждать смерти с отвисшей челюстью и остекленевшим взором.
Курок сдвинулся с места, но внезапно Джексон отпустил палец и засунул бластер назад в кобуру.
— Ман, ман! — сумел выговорить Эрум.
— Заткнись! — оборвал его Джексон. Он отступил назад и свирепо посмотрел на съежившихся наянских чиновников.
Ах, как бы ему хотелось всех их уничтожить! Но этого он сделать не мог. Джексону пришлось в конце концов признать неприемлемую для него действительность.
Его мозг полиглота проанализировал то, что услышало его непогрешимое ухо лингвиста. В смятении он понял, что наянцы не разыгрывают его. Это был настоящий язык, а не бессмыслица.
Сейчас этот язык состоял из единственного слова «ман». Оно могло иметь самые разные значения, в зависимости от высоты тона и порядка слов, от их количества, от ударения, ритма и вида повтора, а также от сопровождающих жестов и выражения лица.
Язык, состоящий из бесконечных вариаций одного-единственного слова! Джексон не хотел верить этому, но он был слитком хорошим лингвистом, чтобы сомневаться в том, о чем ему говорили собственные чувства и опыт.
Конечно, он мог выучить этот язык.
Но во что он превратится к тому времени?
Джексон устало вздохнул и потер лицо. То, что случилось, было в некотором смысле неизбежным: ведь изменяются все языки. Но на Земле и на нескольких десятках миров, с которыми она установила контакты, этот процесс был относительно медленным.
На планете На это происходило быстро. Намного быстрее.
Язык хон менялся, как на Земле меняются моды, только еще быстрее. Он был так же изменчив, как цены, как погода. Он менялся бесконечно и беспрестанно, в соответ
Язык планеты На был точным, невероятным подобием реки Гераклита. «Нельзя дважды вступить в одну и ту же реку, — сказал Гераклит, — ведь в ней вечно текут другие воды».
Эти простые слова Гераклита как нельзя более точно определяли сущность языка планеты На.
Это было плохо. Но еще хуже было то, что наблюдатель вроде Джексона не мог даже надеяться зафиксировать или выделить хотя бы одно звено из динамично движущейся цепи терминов, составляющих этот язык. Веда подобная попытка наблюдателя сама по себе была довольно грубым вмешательством в систему языка: она могла изменить эту систему и разрушить ее связи, тем самым вызывая в языке непредвиденные перемены. Вот почему, если из системы терминов выделить один, нарушатся их связи, и тогда само значение термина, согласно определению, будет ложным.
Сам факт подобных изменений делал недоступным как наблюдение за языком, так и выявление его закономерностей. Все попытки овладеть языком планеты На разбивались о его неопределимость. И Джексон понял, что воды реки Гераклита прямиком несут его в омут «индетерминизма» Гейзенберга [35] . Он был поражен, потрясен и смотрел на чиновников с чувством, похожим на благоговение.
— Вам это удалось, ребята, — сказал он им. — Вы побили систему. Старушка Земля и не заметила бы, как проглотила вас, и тут уж вы ничего бы не смогли поделать. Но у нас люди большие законники, а наш закон гласит, что любую сделку можно заключить только при одном условии: при уже налаженном общении.
35
Гейзенберг, Вернер — немецкий физик-теоретик. В 1927 году сформулировал соотношение неопределенностей.