Кн. 8. Рассказы
Шрифт:
И заставило.
Инопланетяне остановились. Если они и не думали, то, по крайней мере, очень много говорили. Они показывали то на корабль, то на свой город.
— Кажется, начинаете соображать, — сказал им Джексон. — Язык силы понятен всем, не так ли, родственнички?
Подобные сцены он уже не раз наблюдал на множестве других планет и мог наверняка сказать, что происходит.
Обычно действие разворачивалось так.
Незваный гость приземляется на диковинном космическом корабле, тем самым вызывая 1) любопытство, 2) страх и 3) враждебность. После нескольких минут трепетного созерцания один из местных жителей обычно говорит своему дружку.
— М-да! Эта проклятая железяка — чертовски мощная штука.
— Ты прав, Герби, — отвечает его друг Фред,
— Еще бы не прав, — говорит Герби. — Черт побери, с такой уймой мощной техники и всего прочего этому сукиному сыну ничего не стоит нас поработить. Я думаю, что он и в самом деле может это сделать.
— Ты попал в точку, Герби, точно так и может случиться.
— Поэтому вот что я думаю, — продолжает Герби. — Давайте не будем испытывать судьбу. Конечно же, вид-то у него вполне дружелюбный, но просто он слитком силен, а это мне не нравится. И именно сейчас нам представляется самая подходящая возможность схватить его, потому что он просто стоит там и ждет, что ему будут аплодировать или еще что-нибудь в этом роде. Так что давайте вытряхнем душу из этого ублюдка, а потом все обсудим и посмотрим, какая складывается ситуация.
— Ей-богу, я — за! — восклицает Фред. Другие высказывают свое одобрение.
— Молодцы ребята! — кричит Герби. — Давайте прямо сейчас накинемся на этого чужака и схватим его.
Итак, они трогаются с места, но неожиданно, в последний момент, вмешивается Старый Док. Он говорит:
— Погодите, ребята, так делать нельзя. Прежде всего у нас же есть законы…
— Плевать я на них хотел, — говорит Фред (прирожденный смутьян, к тому же с некоторой придурью).
—..и, не говоря уж о законах, это может просто представлять слишком большую опасность для вас.
— Мы с Фредом не из пугливых, — говорит доблестный Герби. — Может, вам, Док, лучше сходить в кино или еще куда. А этим займутся настоящие парни.
— Я не имел в виду непосредственную опасность для нашей жизни, — презрительно говорит Старый Док. — Я страшусь разрушения нашего города, гибели наших близких, уничтожения нашей культуры.
Герби и Фред останавливаются.
— Да о чем вы говорите, Док! Всего-то один вонючий инопланетянин. Пырнуть его ножом — так небось загнется не хуже нашего.
— Дураки! Schlemlels! [29] — громогласно негодует мудрый Старый Док. — Конечно, вы можете его убить! Но что будет потом?
— А что? — спрашивает Фред, прищуривая свои выпученные серо-голубые глаза.
— Идиоты! Cochons! [30] Думаете, у этих инопланетян только один корабль? Думаете, они не знают, куда направился этот парень? Вы же должны соображать, что там, откуда он прилетел, полно таких кораблей и что там будут не на шутку обеспокоены, если его корабль не объявится в срок; и, наконец, вы должны соображать, что, когда они выяснят причину задержки, они разъярятся, кинутся сюда и разнесут здесь все в пух и прах.
29
Обормоты! (евр.)
30
Свиньи! (фр.).
— С чего это я должен так предполагать? — спрашивает слабоумный Фред.
— Потому что сам ты на их месте поступил бы точно так же, верно?
— Может, в таких условиях я бы так и поступил, — говорит Фред с глуповатой ухмылкой. — Да, как раз такую штуку я и смог бы сделать. Но послушайте, авось они-то этого не сделают?
— Авось, авось, — передразнивает Старый Док. — Знаешь, малыш, мы не можем ставить все на карту, рассчитывая на твое дурацкое «авось». Мы не можем позволить себе убить этого инопланетного парня, надеясь на то, что авось его соплеменники не сделают того, что сделал бы на их месте любой нормальный человек, а именно — не сотрут нас в порошок…
— Что ж, возможно, этого делать нельзя, — говорит Герби. — Но, Док, что же нам можно сделать?
— Просто подождать и выяснить, что ему нужно.
2
Согласно достоверным данным сцены, очень похожие на эту, разыгрывались, по крайней мере, раз тридцать или сорок. Обычно результатом их была политика выжидания. Иногда посланца Земли убивали до того, как будет услышан голос здравого смысла, но за подобный риск Джексону и платили.
Всякий раз, когда убивали посланца, следовало возмездие, быстрое и ужасное в своей неотвратимости. Конечно, делалось это не без сожаления, потому что Земля была крайне цивилизованным местом, где привыкли уважать законы. А ни одна цивилизованная нация, придерживающаяся законов, не любит пачкать руки в крови. Люде на Земле и в самом деле считают геноцид делом весьма неприятным, и они не любят читать о нем или о чем-либо подобном в утренних газетах. Конечно же, посланников нужно защищать, а убийство должно караться — это все знают. Но все равно неприятно читать о геноциде, попивая свой утренний кофе. Такие новости могут испортить настроение на весь день. Три-четыре геноцида, и человек может так рассердиться, что отдаст свой голос другому кандидату.
К счастью, основания для подобных неприятностей возникали не часто.
Инопланетяне обычно соображали довольно быстро. Несмотря на языковой барьер, они понимали, что убивать землянина просто нельзя.
А затем, позже, они понемногу усваивали все остальное.
Горячие головы спрятали свои ножи. Все улыбались, только Джексон скалился, как гиена. Инопланетяне грациозно жестикулировали руками и ногами. Возможно, это означало приветствие.
— Что ж, очень приятно, — сказал Джексон и, в свою очередь, сделал несколько изящных телодвижений. — Ну вот я и чувствую себя как дома. Почему бы вам теперь не отвести меня к своему вождю, не показать мне город и все такое прочее? Потом я засяду за этот ваш язык, разберусь с ним и мы немножко потолкуем. А после этого все будет идти как нельзя лучше. En avant! [31]
31
Вперед! (фр.)
С этими словами Джексон быстро зашагал в направлении города. Немного поколебавшись, его новоявленные друзья последовали за ним.
Все шло по плану.
Джексон, как и все другие специалисты по установлению контактов, был на редкость одаренным полиглотом. Основным оборудованием ему служила его собственная эйдетическая память и обостренный слух, позволяющий различать тончайшие оттенки звучания. Что еще более важно, у него были поразительные способности к языкам и сверхъестественная интуиция на значение слов. Когда Джексон сталкивался с непонятным языком, он быстро и безошибочно вычленял значащие единицы — основные «кирпичики» языка. В предложении он с легкостью выделял информационную часть, случаи модального употребления и эмоциональную окраску. Его опытное ухо сразу же различало грамматические явления. Приставки и суффиксы не затрудняли его; порядок слов, высота тона и удвоение были детской игрой. О такой науке, как лингвистика, он знал не слишком много, но ему и не нужно было слишком много знать. Джексон был самородком. Наука о языке была разработана для того, чтобы описывать и объяснять то, что он и без нее интуитивно понимал.
До сих пор он еще не сталкивался с языком, которого не смог бы выучить. Он не допускал даже мысли о его существовании. Своим друзьям из Клуба Раздвоенного Языка в Нью-Йорке он часто говорил так:
— Знаете, братва, ничего такого трудного в этих инопланетных языках нет. По крайней мере в тех, с которыми я сталкивался. Говорю вам это совершенно откровенно. Хочу сказать вам, ребята, что человек, который может изъясняться на кхмерском языке или сиукском наречии, не встретит слишком много затруднений там, среди звезд.