Книга 2. Ракеты и люди. Фили-Подлипки-Тюратам
Шрифт:
Товарищи рассказали мне подробности серии важных обсуждений, которые проводились в мое отсутствие. Началось с обсуждения на совещании главных конструкторов в июле 1957 года предложений по перспективной программе. Из «не главных» участвовали от ОКБ-1 Юрасов, Мишин, Воскресенский, Карпов, Бушуев, Охапкин, Лавров и Райков. Были также некоторые заместители других главных.
По мнению Бушуева и Юрасова, такого единодушия, как прежде, между главными уже не было. И это объяснялось прежде всего трещиной в отношениях между Королевым и Глушко. Глушко считал нужным наряду с керосином использовать в качестве топлива ДМГ – диметилгидразин. Он также напомнил о своих прежних предложениях по ракете Р-8, противопоставляя ее Р-7. Его позиция была понятна – он делал двигатели на высококипящих компонентах для Янгеля и поэтому
Даже Кузнецов уже перестал быть исключительным и единственным разработчиком бортовых гироскопических приборов. Ленинградский НИИ-49 специализировался на гироскопической технике для ракет подводных лодок, но был готов к разработке и других командных приборов.
Последующее обсуждение проводил председатель ВПК Рябиков. Он четко высказался прежде всего за отработку Р-7. Тут не должно быть никаких колебаний. Но дальность Р-7 – 8000 км – недостаточна. Надо начинать проектировать кислородные машины на большие дальности.
Совсем неожиданные новости я услышал от Калашникова. В конце января 1958 года к нам в командировку приехал из Днепропетровска Федор Фалунин, наш бывший ведущий конструктор по рулевым машинам. Теперь он работал в КБ Янгеля начальником отдела по рулевым машинам. Фалунин рассказал о сенсационном выступлении Янгеля на заседании экспертной комиссии по эскизному проекту ракеты Р-16. Все многочисленные сотрудники, переехавшие из Подлипок в Днепропетровск, считали, что в успехах ОКБ-1 есть и их доля. Они радовались нашим успехам. Тем более их удивило и огорчило очень нетактичное выступление Янгеля на этой комиссии, председателем которой был Келдыш. Вместо того чтобы защищать проект ракеты Р-16 как таковой, Янгель обрушился с нападками на техническую политику ОКБ-1, которая, по его словам, заводит нашу страну в тупик. Кислородные ракеты, по мнению Янгеля, – это негодные ракеты. Взамен этих ракет необходимо создать современные и боеспособные на высококипящих компонентах. Выступление Янгеля было столь нетактичным, что Келдыш вынужден был его прервать и просить выступать по существу в защиту Р-16.
Зачем Янгелю потребовалось в такой форме на многолюдном официальном техническом сборище обнажать свою личную неприязнь к Королеву, я объяснить не могу. Хорошо изучив характер того и другого, теперь, когда уже нет обоих, считаю, что в их размолвке основная вина все же за Янгелем. Не единожды я замечал, что он не мог сдержать эмоции. Когда речь шла о Королеве, эмоции иногда превалировали у него над разумом.
Позднее мне неоднократно случалось встречаться с Янгелем в Москве, Днепропетровске и на полигоне. Несмотря на то, что я был заместителем Королева, у нас сохранились хорошие личные отношения. Более того, наши ведущие специалисты, не раз бывавшие по делам в КБ Янгеля, встречали там самый радушный прием. Никакого антагонизма между коллективами не было. Но воздействовать на своих руководителей, добиться нормальных взаимоотношений между ними коллективы не смогли.
Надо отдать должное Пилюгину. Он был в хороших отношениях и с Королевым, и с Янгелем. Не раз, как он мне рассказывал, в беседах один на один убеждал и того, и другого в необходимости примирения для выработки в интересах дела единой ракетной политики. Пусть даже оба согласятся на здоровую конкуренцию – соревнование между ракетами на кислороде и высококипящих компонентах. Ведь очевидно, что те и другие пока имеют право на жизнь. Дальше жизнь покажет, за кем будущее. Но ни Королев, ни Янгель так и не сделали первого шага к примирению.
В дальнейшем, когда угасал огонь неприязни, масло подливал Глушко. А еще позднее в этот спор включился Челомей. Он не заключал союза с Янгелем против Королева. Он проводил свою собственную техническую политику, составляя конкуренцию и тому, и другому.
У противников кислородных ракет были весьма веские аргументы. Потери кислорода на испарение при транспортировке и хранении в два-три раза превосходили величины, необходимые для заправки.
Королев и, может быть, даже в большей степени Мишин решили всерьез разобраться в этом недостатке кислорода. Вместе с привлеченными к этой проблеме специалистами они вскоре убедились, что кислородная промышленность не заинтересована в разработке технологии и методов, снижающих потери. Убедившись, что Мишин глубоко вникает в проблемы кислородной экономики, Королев возложил на него ответственность за подготовку новых предложений, временно освободив от других забот.
Василию Мишину была свойственна эпизодическая увлеченность какой-либо новой идеей. В такие периоды он отдавался разработке новой идеи полностью, стараясь не тратить время на другие текущие, не имеющие отношения к его увлечению дела. Эту черту его характера с большой пользой для общего дела умел использовать Королев. Когда он замечал, что Мишин увлечен разработкой проблемы, им, Королевым, поддерживаемой, он не мешал ему работать.
Если мне необходимо было встретиться и посоветоваться с Мишиным по какому-нибудь вопросу, не имевшему прямого отношения к его текущему увлечению, он, несмотря на срочность вопроса, с которым я к нему обращался, рассказывал о своих самых последних достижениях, мыслях и проблемах, в которые был полностью погружен. Так обстояло дело и с проблемой хранения кислорода, которой Мишин увлекался на рубеже 50-х – 60-х годов.
Непримиримость Мишина, доходившая на многих совещаниях до резких стычек, имела в своей основе не личные его отношения к тому или иному человеку, а убежденность в правоте своих идей и предложений. Даже товарищ и друг, не разделявший в данный момент его инженерной идеи, мог стать на время врагом. Обеспечить транспортировку и хранение жидкого кислорода без потерь в ближайшее время было необходимо. Без решения этой задачи на уровне всей криогенной промышленности нельзя было выступать с предложениями о создании новой межконтинентальной ракеты Р-9, над которой мы уже начали работать. Если мы не отстоим проект кислородной ракеты на дальность до 12 000 – 14 000 км, то военным только и останется после Р-7 принять новые предложения Янгеля – ракету Р-16 на «самых ядовитых» компонентах: азотном тетраксиде и несимметричном ДМГ.
В борьбе с этими компонентами для ракет сверхбольших дальностей и тем более космических задач Мишин был «большим монархистом, чем сам король». Ему удалось зажечь своим энтузиазмом не только специалистов нашего ОКБ-1, но и многих за его пределами. Однако, кроме энтузиазма, требовалась непосредственная помощь промышленности.
Для этого пришлось обращаться к Хрущеву и Устинову, который после Рябикова занимал пост председателя ВПК. Большинство предложенных мероприятий было реализовано, но не за один, как предлагалось, а за три года. К 1961 году были разработаны новые принципы и материалы для теплоизоляции, разработаны конструкции хранилищ, новые насосы для обслуживания систем высокого вакуума. Я не принимал непосредственного участия в решении кислородных проблем, но работы в ОКБ-1 приняли такой размах, что оставаться в стороне, если есть возможность помочь, было в то время просто нельзя. Когда Мишин со свойственным ему жаром в очередной раз доказывал, насколько важно получение и поддержание высокого вакуума для экранно-вакуумной теплоизоляции, я вспомнил о своих встречах с академиком Векшинским.
В 1944 году вместе с Романом Поповым и Або Кадышевичем, работая в НИИ-1 над системой РОКС – радиоопределителем координат самолета, мы придумали некую новую мощную лампу – генератор импульсов радиоволн сантиметрового диапазона. По молодости и неопытности вообразили, что открыли принципы, которые сделают революцию в радиолокационной технике. Для консультации Аксель Иванович Берг – тогдашний лидер всех радиолокационных инженеров – посоветовал нам обратиться к Сергею Аркадьевичу Векшинскому – известному ученому в области электронных ламп. Векшинский нас внимательно выслушал, потом повел в лабораторию и показал макет лампы, идею которой мы ему изложили. «Америка уже открыта и население в ней есть», – пошутил он цитатой из старой гимназической песенки. Мы уехали сильно огорченные.