Книга 2. Ракеты и люди. Фили-Подлипки-Тюратам
Шрифт:
После смерти Сталина Устинов в 1954 году согласился передать ЦНИИАВ Ванникову – в Министерство среднего машиностроения. В это время Курчатов выступил с идеей серийного производства ядерных реакторов на быстрых нейтронах для исследовательских и энергетических целей. Разработки пушек резко сократили. Руководителем предприятия назначили заместителя Курчатова академика Александрова. Грабина перевели на должность начальника отделения. Основной задачей стало создание атомных реакторов на быстрых нейтронах.
Королев опять оторвался от своей шпаргалки и прокомментировал:
– Все же молодец Курчатов. Отхватил у артиллеристов такую базу! И ведь делают они эти самые реакторы и даже отправили в Египет, Венгрию и еще куда – то. Вот, Костя, – СП обратился к Бушуеву, – если это невероятное предложение пройдет, ты будешь делать
Знающий все Турков снова дополнил слова Королева деталями, украшавшими сухую справку. Александров, заняв кабинет Грабина, развил очень активную деятельность по перестройке ЦНИИАВ из артиллерийского предприятия в базу для исследований и разработок по атомной технике. Он набрал много новых специалистов по атомной физике, измерительной технике и автоматике, получил десятки выпускников Московского инженерно – физического института – основной базы подготовки специалистов по атомной технике. За полтора года правления Александрова производство ЦНИИАВ перестроилось на серийный выпуск ядерных реакторов с быстротой, присущей пушечному производству военного времени. Старые грабинские кадры вместе с вновь пришедшими молодыми атомщиками впервые разрабатывали систему контроля и автоматического управления новыми реакторами. Соединение опыта специалистов атомной науки с артиллерийской технологией оказалось очень плодотворным.
О событиях, связанных с борьбой Грабина за восстановление в должности директора, я услышал уже много позднее. Тогда же, в 1959 году, мы только знали, что в результате коллективных обращений многих заслуженных артиллеристов в ЦК партии и лично к Хрущеву последовало новое постановление. В 1955 году ЦНИИАВ передается из Минсредмаша в Госкомитет оборонной техники. При этом институт переименовывается – ему присваивают № 58. Грабина назначают директором и главным конструктором ЦНИИ-58, а Александрова – его заместителем. Но теперь уже Александров не пожелал быть заместителем у властного Грабина и вернулся в свой родной Институт атомной энергии к Курчатову.
Устинов не простил Грабину пренебрежительного к себе отношения в былые времена. Несмотря на восстановление в должности, Грабин тоже не изменил своего отношения к Устинову. Доходило до смешного. На территорию грабинского института было два въезда: западный – со стороны Ярославского шоссе и восточный – со стороны станции Подлипки. Если Устинов въезжал через западные ворота, то Грабин покидал свою территорию через восточные.
Такое поведение резко контрастировало с тем уважительным приемом, который устраивался Устинову совсем радом, за железной дорогой в НИИ-88 со времен Гонора и теперь уже во времена Королева. С Королевым у Устинова тоже отношения были далеко не гладкими. При Сталине Королев никогда не перечил Устинову. Теперь, при Хрущеве, после космических успехов авторитет Королева неизмеримо вырос. Хрущев тоже часто обращается к нему напрямую, как прежде Сталин к Грабину.
Но Королев куда осторожнее. Он всегда доложит все, что надо, Устинову и попросит, пусть даже для формы, его совета. Уж если кого и поддерживать, то лучше Королева, чем новую восходящую ракетно – космическую звезду Челомея. Челомей пользуется поддержкой Хрущева и, вроде Грабина, тоже не признает авторитета Устинова.
В 1959 году Устинову представился очень удобный случай убить двух зайцев: окончательно рассчитаться за все обиды с Грабиным, доказав ему наконец «кто есть кто», и удовлетворить настоятельные, законные требования Королева о расширении производственно – конструкторской базы.
Это предложение, безусловно, будет поддержано Хрущевым, который является энтузиастом создания ракетного оружия в ущерб обычной артиллерии и авиации. Он обещал помощь Королеву и дал Устинову задание подготовить по этому поводу предложения.
Устинов не любил промедлений. Видимо, были и другие варианты по изменению судьбы ЦНИИ-58 и самого Грабина. Поэтому он дал Королеву срок всего три дня на размышление.
«Что будем делать?» – спросил Королев после всех рассказов. Предложение не было неожиданным. Разговоры об объединении производств были и раньше. Мы сразу без хлопот получаем специалистов с готовыми рабочими местами и рабочих со станками, большое налаженное хозяйство со всеми вспомогательными службами. Под командой генерал – полковника Грабина в ЦНИИ-58 со всеми вспомогательными службами работает свыше 5000 человек. Из них: более 1500 инженеров. Производство оснащено новейшими уникальными станками. По самым дефицитным профессиям рабочих – станочников у Грабина положение куда лучше, чем на нашем заводе. Он лично знал каждого квалифицированного рабочего. Посещение основных цехов производства, встречи и разговоры с мастерами и рабочими прямо у станков для Грабина были не снисходительной демонстрацией демократичности руководителя, а насущной потребностью, выработанной еще в годы войны. Тогда он, молодой, изобретательный и еще здоровый, доказал, что можно создавать новые образцы артиллерийских систем за три – четыре месяца вместо привычных двух – трех лет.
После паузы для размышлений выступил многоопытный Турков. Он повторил, что очень высоко оценивает вклад Грабина еще в военные времена. Это заслуженный человек и хороший организатор. В коллективе его любят и уважают, с ним считаются не только как с начальником. Для артиллеристов он настоящий Главный конструктор. Если мы выступим в роли агрессоров, которые воспользовались конъюнктурой, то есть тем, что Устинов сводит с Грабиным старые счеты, это будет нечестно и вызовет враждебное к нам отношение в коллективе.
Королев все это и сам прекрасно понимал. Все согласились с Турковым и решили, что СП в ответе Устинову должен заявить, что готов подчиниться постановлению, но при условии, что, во – первых, ни в коем случае там не будет формулировки типа: «принять предложение Главного конструктора Королева» или чего – нибудь в этом духе, и, во – вторых, судьба Грабина должна быть решена с учетом всех его заслуг.
Когда закончилось совещание, СП, отпустив всех, попросил задержаться меня и Бушуева.
– Вот что, субчики – голубчики, – такое обращение свидетельствовало о хорошем настроении и высочайшем доверии, – я с Грабиным практически незнаком. Только пару раз встречался на городских конференциях. Мне его просто по – человечески жаль. Потерять такую работу и коллектив, после стольких лет! У нас ведь умеют человека сразу и забыть, и затоптать. По себе знаю. Не вам объяснять. Грабину уже наверняка наговорили, что Королев хочет все отнять, а его самого не пускать на территорию. Дядя Митя будет чистым, а я окажусь злодеем, который воспользовался благорасположением Никиты Сергеевича. Мне встречаться для предварительных объяснений с Грабиным нельзя. Это я поручаю вам двоим. Не спешите. Обдумайте, под каким предлогом прийти к нему и поговорить о возможностях совместной работы по космическим аппаратам. Объясните, что у нас не хватает сил и мы готовы эту тематику или даже весь аппарат со всеми потрохами передать ему для разработки и производства. Вместо атомных реакторов!
Получив такое задание от Королева, мы с Бушуевым решили предварительно провести глубокую разведку всей ситуации в ЦНИИ-58, а потом уже напрашиваться на встречу с Грабиным. Но события опередили нашу неспешную подготовку к такой сложной дипломатической миссии. В начале мая я и Бушуев получили через Лелянова – референта Королева, бывшего сотрудника КГБ, сообщение, что на 11 часов завтра нас приглашает к себе Грабин. Проход «по списку» – без бюро пропусков.
В проходной нас уже ждал уполномоченный и сразу провел в просторный кабинет. Грабин восседал в полной генеральской форме за большим рабочим столом, обтянутым сверху зеленым сукном. Мы представились. Несколько удивило, что Грабин не встал, не протянул руку. Правда, через широкий стол это сделать, было трудно. Пригласил кивком погрузиться в тяжелые и неудобные кресла. Бушуев, как мы предварительно договорились, начал рассказ о новом автоматическом аппарате для полета к Марсу, предложил Василию Гавриловичу посмотреть проект. Спросил, может быть имеет смысл изготовить его здесь, на опытном производстве.
На портретах художники придавали Грабину величественную осанку. Крупные черты лица выражали гордость, надменность и властность. Настоящий бог войны при всех регалиях. Но лицо сидевшего перед нами человека было совсем не похоже на выставочный портрет. Он молчал и смотрел то на Бушуева, то на меня, недоумевая, зачем весь этот разговор. Крупная голова стремилась вдавиться в плечи, будто уходя от опасности. На усталом лице – выражение обреченности. Столько лет прошло с тех пор, а я и сейчас вспоминаю смешанное чувство неловкости и жалости, которое испытал, сидя перед Грабиным.