Книга 2. Ракеты и люди. Фили-Подлипки-Тюратам

Черток Борис Евсеевич

При подготовке Е-2 в сентябре – октябре 1959 года меня покорили своим инженерным фанатизмом разработчики системы ориентации Башкин и Князев, входившие в ту самую команду Раушенбаха, которую мы впервые увидели в НИИ-1 у Келдыша. Они находили выходы из самых, казалось бы, безнадежных ситуаций. Так и хотелось каждому из них сказать: «Вот с тобой я бы в разведку пошел».

Башкин после перехода из НИИ-1 к нам в ОКБ-1 вскоре стал одним из ведущих специалистов – начальником крупного отдела по системам управления космическими аппаратами. Сожалею, что в поисках новых областей для приложения своих талантов он, обладая бесценным космическим опытом, перешел работать

в телецентр. Князев успел у нас в ОКБ-1 организовать работы по новому направлению – системам исполнительных органов микродвигателей. Его трагическая гибель в авиационной катастрофе была для всех нас тяжелым ударом.

Неприятности, обнаруженные в хозяйствах Башкина и Князева, каждым из них очень доходчиво объяснялись Келдышу и Королеву, которые с особой тревогой следили за ходом испытаний системы, созданной коллективом непрофессионалов. Оптимизм, сдобренный хорошей порцией юмора, после очередной бессонной ночи обычно успокаивал.

Гораздо труднее было понять, что творится с радиотехникой. Если не исполнялись радиокоманды, прежде всего грешили на неисправность бортовой аппаратуры. Но чаще всего виновником оказывалась испытательная «наземка».

Очень метко выразился в самом начале космической эры один из американских ракетчиков: «Если при испытаниях все идет хорошо, значит, ты чего-то не обнаружил». Обычно так оно и происходило.

Больше всего хлопот в процессе подготовки доставлял «Енисей». При комплексных испытаниях в реальном масштабе времени все команды исполнялись, но фотопленка получалась то в пятнах, то подсвеченная, то завуалированная. Строились всяческие предположения, менялись растворы. Валик с Брацлавцем не спали уже несчетное число ночей. Однажды ночью меня разбудил телефонный звонок Аркадия Осташева. Чуть ли не срывающимся от торжества голосом он доложил: «Борис Евсеевич, у этих алхимиков наконец получилось. Пленка отличная. Я прошу разрешения дать команду больше ничего не менять и к утру готовить последний комплекс».

Это было за неделю до попадания в Луну исторического вымпела.

После этого исторического события мы на несколько дней улетели домой, чтобы «сменить бельишко», подышать воздухом Москвы и Подлипок. На следующий же день после возвращения с полигона я явился к Королеву для доклада о ходе подготовки Е-2 и согласования программы на ближайшее время. Он был очень возбужден международными успехами, всенародным торжеством и явным расположением Хрущева, возвращения которого из Америки ожидали 28 сентября.,

«Ну, мы в Москве с ним не встретимся, – с явным сожалением сказал Королев. – Надо вылетать, готовить пуск на 3 или 4 октября. Не позднее! Ты не задерживайся, с Осташевым через пару дней вылетайте и смотрите, нам теперь опозориться никак нельзя. За пуском будет следить и Лоуэлл, и американцы. Келдыш хочет, чтобы сразу после выхода на орбиту была объявлена цель пуска. Поэтому если не увидим обратной стороны, позор будет великий. Как только вернешься на „двойку“, мне немедленно доложишь».

17 сентября я вернулся на «двойку» и погрузился в непрерывный круглосуточный поток испытательных забот. К 25 сентября мы получили сравнительно твердую уверенность, что, кажется, все «бобики» кончаются и можно переходить к стыковке автоматической станции с третьей ступенью, а затем к сборке и окончательным испытаниям всего пакета.

Вскоре я получил возможность полюбоваться капитаном Синеколодецким. В мягких тапочках он артистично перемещался по висящим под крышей блокам ракеты и понятными только ему и крановщику жестами подавал команды. Это были знаки, похожие на язык глухонемых, но мощные мостовые краны очень точно отслеживали все команды. Зрелище ночной сборки ракетного пакета доставляло истинное удовольствие.

28 сентября во Дворце спорта в Лужниках состоялся митинг по случаю возвращения Хрущева из Америки. Хрущева приветствовали рабочий автозавода, бригадир колхоза, студентка МВТУ, а от имени ученых – академик Леонид Седов. При всем уважении и благорасположении к Леониду Ивановичу, крупнейшему ученому-механику наших дней, я разделял обиду Королева. За рубежом до сего времени Седова называют «отцом советского спутника». Истинные создатели так и не удостоились бодрящего глотка славы.

Все выступавшие на митинге, в том числе и Седов, восхваляли достижения «ученых, инженеров и рабочих, которые осуществили давние мечты человека – первыми положили начало космическим и межпланетным полетам». Хрущев своей речью вызывал неподдельный восторг всех присутствовавших на митинге и миллионов слушавших по радио. Да и в самом деле он был искренним, когда говорил:

«Наше время может и должно стать временем осуществления великих идеалов, временем мира и прогресса. Советское правительство давно осознало это… С этой высокой трибуны перед москвичами, перед всем своим народом, правительством и партией я должен сказать, что президент Соединенных Штатов Америки Дуайт Эйзенхауэр проявил государственную мудрость в оценке современной международной обстановки, проявил мужество и волю…

Вместе с тем у меня сложилось впечатление, что в Америке есть силы, которые действуют не в одном направлении с президентом. Эти силы стоят за продолжение «холодной войны» и гонки вооружений…»

Тогда все мы не только недооценивали эти силы в США, но и не думали, что подобные силы есть и у нас. Они чуть было не привели мир к катастрофе всего три года спустя.

А пока по стране гремели овации, мы готовили Е-2. На старте подготовка прошла сравнительно спокойно. Уезжая по тридцатиминутной готовности со стартовой площадки на первый ИП, я по установившейся традиции пожелал Воскресенскому и Евгению Осташеву «ни пуха, ни пера». Они дружно послали меня «к черту».

Ракета с новым лунником ушла в полет всего через двадцать дней после первого попадания в Луну.

4 октября, в день второй годовщины начала космической эры, голос Левитана оповестил мир об успешном осуществлении «третьего пуска космической ракеты». Несмотря на обещания, перестраховщики – авторы сообщения ТАСС – выбросили из текста все, что касалось главной цели полета – фотографирования обратной стороны. К середине дня 4 октября Государственной комиссии было доложено, что Центр управления на горе Кошка ведет наблюдение и связь «всеми средствами». На борту все в порядке, работа продолжается по программе.

Рано утром 5 октября мы разлетались с полигона. Бригада «банно-прачечного треста» – в Крым, остальные – в Москву. Вторую годовщину запуска первого ИСЗ мы отмечали уже в самолете Ил-14 на пути во Внуково.

ПОЛЕТ НА КОШКУ 

Прилетев в Москву, 6 октября я собрал совещание, пытаясь прежде всего понять состояние работ по аппаратам для Венеры. Сроки пусков на Венеру определялись небесной механикой и опоздание хотя бы на неделю означало перенос сроков по меньшей мере на год. В первые же полчаса разговоров я понял, что подготовка АМСа для Венеры в катастрофическом состоянии. Однако мои намерения переключиться с Луны на Венеру оказались явно преждевременными.