Книга 2
Шрифт:
Сам, как пес бы, так и рос в цепи..
Родники мои серебрянные,
Золотые мои россыпи.
Дурачина-простофиля
– -----------------
Жил-был добрый дурачина-простофиля, Куда его только черти не носили. Но однажды, как-то зло повезло, И совсем в чужое царство занесло. Слезы градом, - так и надо, простофиля: Не усаживайся задом на кобыле. Дурачина.
Посреди большого поля, глядь - три стула. Дурачину в область печени кольнуло. Сверху надпись: "Для гостей", "Для князей", А на третьем - "Для
Только к стулу примостился дурачина, Сразу слуги принесли хмельные вина. Дурачина ощутил много сил, Ел, и жадно пил, и много шутил. Ощутив себя в такой бурной силе, Влез на стул для князей простофиля, Дурачина.
И сейчас же бывший добрый дурачина Ощутил, что он ответственный мужчина. Стал советы отдавать, кликнул рать, И почти уже решил воевать. Ощутив себя в такой буйной силе, Влез на стул для царей простофиля, Дурачина.
Сразу руки потянулись к печати, Сразу топать стал ногами и кричати: - Будь ты князь, будь ты хоть сам господь, Вот возьму и прикажу запороть! Если б люди в сей момент рядом были, Не сказали б комплимент простофиле, Дурачине.
Но был добрый этот самый простофиля: Захотел издать указ про изобилье. Только стул подобных дел не терпел: Как тряхнет... И, ясно, тот не усидел. И проснулся добрый малый простофиля У себя на сеновале, в чем родили. Дурачина.
Корабли постоят
– -------------
Корабли постоят - и ложатся на курс. Но они возвращаются сквозь непогоды. Не пройдет и полгода - и я появлюсь, Чтобы снова уйти, чтобы снова уйти на полгода.
Возвращаются все, кроме лучших друзей, Кроме самых любимых и преданных женщин. Возвращаются все, кроме тех, кто нужней. Я не верю судьбе, я не верю судьбе, а себе еще меньше.
Но мне хочется думать, что это не так, Что сжигать корабли скоро выйдет из моды. Я, конечно, вернусь, весь в друзьях и мечтах. Я, конечно, спою, я, конечно, спою, - не пройдет и полгода.
Жираф большой
– -----------
В желтой жаркой Африке, в центральной ее части, Как-то вдруг, вне графика, случилося несчастье. Слон сказал, не разобрав: - видно быть потопу. В общем так: один жираф влюбился в антилопу.
Тут поднялся галдеж и лай,
И только старый попугай
Громко крикнул из ветвей:
– Жираф большой, ему видней.
Что же, что рога у ней,- кричал жираф любовно, Нынче в нашей фауне равны все поголовно. Если вся моя родня будет ей не рада, Не пеняйте на меня, я уйду из стада.
Тут поднялся галдеж и лай.
......................
Папе антилопьему зачем такого сына? Все равно,- что в лоб ему, что по лбу,- все едино. И жирафа мать брюзжит,- видали остолопа? И ушли к бизонам жить с жирафом антилопа.
Тут поднялся галдеж и лай
.....................
В желтой жаркой Африке не видать идиллий. Льют жираф с жирафихой слезы крокодильи. Только
Пусть жираф был неправ,
Но виновен не жираф,
А тот, кто крикнул из ветвей:
– Жираф большой, ему видней.
Марафон.
– -----
Я бегу, топчу, скользя по гаревой дорожке. Мне есть нельзя и спать нельзя, и пить нельзя ни крошки. Я сейчас гулять хочу у Гурьева Тимошки, Ну, а я бегу, топчу по гаревой дорожке.
А гвинеец Сэм Брук обошел меня на круг.
А вчера все вокруг говорили:-Сэм - друг
Сэм - наш гвинейский друг.
Друг-гвинеец так и прет, все больше отставание, Но я надеюсь, что придет второе мне дыхание. Третье за ним ищу, четвертое дыханье. Ну, я на пятом сокращу с гвинейцем расстоянье.
Тоже мне, хороший друг.- Обошел меня на круг.
А вчера все вокруг говорили: - Сэм - друг,
Сэм - наш гвинейский друг.
Гвоздь программы - марафон, а градусов - все тридцать. Но к жаре привыкший он, вот он и мастерится. Посмотрел бы на него, когда бы минус тридцать. А теперь достань его.
– Осталось материться.
Тоже мне хороший друг.- Обошел меня на круг.
Нужен мне такой друг, - Сэм - друг
Сэм - наш гвинейский Брут.
Назад к пешеходам
– ---------------
Отбросьте прочь свой деревянный посох. Упав на снег и полежав ничком, Я встал и сел в погибель на колесах, Презрев передвижение пешком.
Я не предполагал играть судьбою,
Не собирался спирт в огонь подлить
Я, просто, этой быстрою ездою
Намеревался жизнь себе продлить.
Подошвами своих спортивных чешек Топтал я прежде тропы и полы И был неуязвимым для насмешек, И был недосягаем для хулы.
Но я в другие перешел разряды,
Меня не примут в общую кадриль.
Я еду. Я ловлю косые взгляды
И на меня и на автомобиль.
Прервав общенье и рукопожатья, Отворотилась прочь моя среда. Но кончилось глухое неприятье, И началась открытая вражда.
Я в мир вкатился чуждый нам по духу,
Все правила движения поправ.
Орудовцы мне робко жали руку,
Вручая две квитанции на штраф.
Я во вражду включился постепенно, Я утром зрел плоды ночных атак: Морским узлом завязана антенна. То был намек: с тобою будет так...
Прокравшись огородами, полями,
Вонзали шила в шины, как кинжал.
Я ж отбивался целый день рублями
И не сдавался, и в боях мужал.
Безлунными ночами я нередко Противника в засаде поджидал. Но у него поставлена разведка, И он в засаду мне не попадал.
И вот, как языка, бесшумно сняли
Передний мост. И унесли во тьму.
Передний мост, казалось бы детали,
Но без него и задний ни к чему.
Я доставал рули, мосты, колеса Не за глаза красивые, за мзду. И понял я, не одолеть колосса. Назад! Пока машина на ходу.