Книга 2
Шрифт:
Тут Иван к нему сигает,
Рубит головы спеша
И к Кащею подступает
Кладенцом своим маша.
И грозит он старику двухтыщелетнему: -Я те бороду, мол, мигом обстригу! Так умри ты, сгинь, Кащей! А тот в ответ ему: -Я бы рад, но я бессмертный, не могу!
Но Иван себя не помнит:
– Ах, ты гнусный фабрикант!
Вон настроил сколько комнат.
Девку спрятал, интригант!
Я докончу дело, взявши обязательство! И от этих неслыханных речей Умер сам кащей без всякого вмешательства: Он
А Иван, от гнева красный,
Пнул Кащея, плюнул в пол
И к по-своему несчастной
Бедной узнице вошел.
Патриций
– ------
Как-то вечером патриции собрались у Капитолия, Новостями поделиться и выпить малость алкоголия, Не вести ж бесед тверезыми. Марк-патриций не мытарился: Пил нектар большими дозами и ужасно нанектарился.
И под древней под колонною он исторг из уст проклятия: - Эх, с почтенною Матреною разойдусь я скоро, братия. Она спуталась с поэтами, помешалась на театрах, Так и шастает с билетами на приезжих гладиаторов.
"Я,- кричит,- от бескультурия скоро стану истеричкою." В общем злобствует, как фурия, поощряема сестричкою. Только цыкают и шикают,- ох, налейте снова мне двойных. Мне ж рабы в лицо хихикают.. На войну бы мне, да нет войны.
Я нарушу все традиции, мне не справиться с обеими. Опускаюсь я, патриции. Дую горькую с плебеями. Я ей дом оставлю в Персии, пусть берет сестру-мегерочку, А на отцовские сестерции заведу себе гетерочку.
У гетер, хотя безнравственней, но они не обезумели. У гетеры пусть все явственней, зато родственники умерли. Там сумею исцелиться и из запоя скоро выйду я... И пошли домой патриции, Марку пьяному завидуя.
Раздвоенная личность
– ------------------
И вкусы, и запросы мои странны, Я экзотичен, мягко говоря, Могу одновременно грызть стаканы И Шиллера читать без словаря.
Во мне два "я", два полюса планеты, Два разных человека, два врага. Когда один стремится на балеты, Другой стремится прямо на бега.
Я лишнего и в мыслях не позволю, Когда живу от первого лица. Но часто вырывается на волю Второе "я" в обличье подлеца.
И я боюсь, давлю в себе мерзавца, О, участь беспокойная моя! Боюсь ошибки: может оказаться, Что я давлю не то второе "я".
Когда в душе я раскрываю гранки На тех местах, где искренность сама, Тогда мне в долг дают официантки И женщины ласкают задарма.
Но вот летят к чертям все идеалы. Но вот я груб, я нетерпим и зол. Но вот сижу и тупо ем бокалы, Забрасывая Шиллера под стол.
А суд идет. Весь зал мне смотрит в спину, И прокурор, и гражданин судья. Поверьте мне, не я разбил витрину, А подлое мое второе "я".
И я прошу вас, строго не судите, Лишь дайте срок, но не давайте срок, Я буду посещать суды, как зритель, И в тюрьмы заходить на огонек.
Я больше не намерен
Искореню! Похороню! Зарою! Очищусь! Ничего не скрою я. Мне чуждо это "я" мое второе. Нет, это не мое второе "я".
Роза-гимназистка
– --------------
В томленьи одиноком, в тени, не на виду, Под неусыпным оком цвела она в саду.
Маман всегда с друзьями, папа от них сбежал,
Зато каштан ветвями от взглядов укрывал.
Высоко или низко каштан над головой, Но роза-гимназистка увидела его.
Нарцисс - цветок воспетый, отец его - магнат
У многих роз до этой вдыхал он аромат.
Он вовсе был не хамом,- изысканных манер. Мама его - гранд-дама, папа - миллионер.
Он в детстве был опрыскан, не запах, а дурман
И роза-гимназистка вступила с ним в роман.
И вот, исчадье ада, нарцисс тот, ловелас - Иди ко мне из сада.
– Сказал ей как-то раз.
Когда еще так пелось? И роза в чем была,
Сказала: - ах, - зарделась и вещи собрала.
И всеми лепестками он завладел, нахал... Маман была с друзьями, каштан уже опал.
Искала роза счастья и не видала как
Сох от любви и страсти почти что зрелый мак.
Но думала едва ли, как душит пошлый цвет... Все лепестки опали и розы больше нет.
И в черном цвете мака был траурный покой....
Каштан ужасно плакал, когда расцвел весной.
Невидимка
– -------
Сижу ли я, пишу ли я, пью кофе или чай, Приходит ли знакомая блондинка, Я чувствую, что на меня глядит соглядатай, Но только не простой, а невидимка.
Иногда срываюсь с места, будто тронутый я, До сих пор моя невеста мной не тронутая. Про погоду мы с невестой ночью диспуты ведем, Ну, а что другое если,- мы стесняемся при нем. Обидно мне, досадно мне, ну, ладно.
Однажды выпиваю, да и кто сейчас не пьет? Нейдет она: как рюмка - так в отрыжку. Я чувствую, сидит, подлец, и выпитому счет Ведет в свою невидимую книжку.
Побледнев, срываюсь с места, как напудренный я, До сих пор моя невеста целомудренная. Про погоду мы с невестой ночью диспуты ведем, Ну, а что другое если,- мы стесняемся при нем. Обидно мне, досадно мне, ну, ладно.
Я дергался, я нервничал, на хитрости пошел: Вот лягу спать и поднимаю храп, ну Коньяк открытый ставлю и закусочку на стол, Вот сядет он, тут я его и хапну.
Побледнев, срываюсь с места, как напудренный я, До сих пор моя невеста целомудренная. Про погоду мы с невестой ночью диспуты ведем, Ну, а что другое если,- мы стесняемся при нем. Обидно мне, досадно мне, ну, ладно.
К тому ж он мне вредит. Да вот не дале, как вчера, Поймаю, так убью его на месте, Сижу, а мой партнер подряд играет мизера, А у меня - гора, три тыщи двести.