Книга бытия
Шрифт:
О кернах и подпятниках я, конечно, слышал — но и только. Помню, Осип Соломонович подарил мне на совершеннолетие ручные швейцарские часы и важно сказал:
— На двадцати камнях — носи на здоровье!
Часы у меня украли хозяева хаты, в которой я останавливался во время одной из сельских командировок, — и мне так и не удалось узнать, где в них таятся эти загадочные камни.
О кернах и подпятниках в гальванометрах я знал не больше.
— А где я найду материалы? — спросил я.
— Обратитесь к начальнице отдела технического контроля. У нее есть все инструкции. И она
Прежде всего я осмотрел керны и подпятники: крохотные иглы из особо прочной нержавеющей стали — и маленькие чашечки из телесного агата. Острие керна и диаметр полированного ложа должны были соответствовать друг другу, чтобы ничто не мешало иголке качаться.
Затем взялся за инструкцию — и мало что понял: я не любил геометрической оптики. Поколебавшись, пошел к начальнице ОТК и признался в своей тупости.
Начальница посмотрела на меня с презрением. Она была красива и надменна. Она подвела меня к микроскопу, показала подпятник и почти дословно пересказала инструкцию.
— Теперь вам, надеюсь, понятно? — сухо осведомилась она.
Я знал, что разумней всего было бы восхищенно всплеснуть руками и поблагодарить за помощь, а потом, в одиночестве, попытаться разобраться еще раз. Но ее лицо выражало такое сочувствие моему идиотизму, в голосе слышалось такое пренебрежение моими умственными способностями, что я ощетинился.
— Нет, по-прежнему не понимаю, — повторите, пожалуйста, — сказал я максимально вежливо.
Она догадалась, что сейчас последуют каверзные вопросы, и поставила меня на место очень действенным способом. Она позвонила Кульбушу.
— Георгий Павлович, вы прислали ко мне нашего нового инженера, чтобы я рассказала, как мы измеряем диаметр подпятника и радиус его закругления. Я объяснила, но он ничего не понимает. Говорит, что не может разобраться.
— Немедленно ко мне! — распорядился Кульбуш. — Ничего, что сразу не поняли, — весело сказал он, увидев мое смущенное лицо. — Сейчас я вам все расскажу, это же так просто. Только слушайте внимательно и, если будет темно, переспрашивайте.
Он, видимо, подготовился к яркой и короткой лекции — он любил такие (особенно в своем кабинете). И он в совершенстве знал теорию всех приборов, производимых на созданном им заводе, и охотно демонстрировал свою исключительность.
Однако на этот раз он только повторил своими словами то, что было изложено в немецкой инструкции. Я с отчаянием почувствовал, что понял еще меньше, — а значит, придется снова признаться в своей инженерной неполноценности: врать Кульбушу я не смел.
— Ну, как — теперь уяснили? — спросил он.
— Нет, Георгий Павлович, — честно признался я. — Я вообще плохо понимаю с голоса… Разрешите мне самому подумать. Завтра я вам доложу.
В голосе Кульбуша послышалась досада.
— Не будем откладывать! Все так просто. Начнем еще раз — с самых азов. Вот этот кружок в микроскопе, если его пересчитать по формуле… — Кульбуш вдруг запнулся. — Впрочем, почему по этой формуле?.. Она здесь мало подходит! Надо бы по другой… Нет-нет, та из иной области оптики! — Он вдруг замолчал, потом схватил инструкцию, молча вчитался в нее и стал вглядываться в микроскоп (перед нашим приходом он выставил его на стол). Лицо его вдруг посветлело. Он с веселым недоумением посмотрел на меня. — А знаете, что я вам скажу? Вы ведь правы — ничего не понятно! Формула не годится. Она не дает истинной картины ложа подпятника. Как мы это раньше не заметили?
Я почувствовал скромное облегчение. Оказывается, мое непонимание объяснялось вовсе не тупостью! Кульбуш отставил микроскоп и предложил:
— Давайте попробуем сами вывести истинную формулу перерасчета. Отводим на это сегодняшнюю ночь. Завтра утром приходите ко мне, сравним результаты.
К счастью, эта ночь была свободна от малярии. До самого рассвета я пытался вывести формулу. Минусы мешались с тангенсами, на них накладывались производные — я до предела мобилизовал свои математические способности. И в результате получилось что-то замысловатое, по чему можно было хоть как-то рассчитать повороты керна.
Утром я отнес Кульбушу результаты своих ночных математических потуг.
— Отлично! — одобрил он, просмотрев мои записи. — Вы на верном пути. Но это только начало, а не окончательный результат. Посмотрите, что успел сделать я.
И он протянул мне пять или шесть уже отпечатанных на машинке страничек с вписанными от руки формулами. Я читал их — пораженный и восхищенный. За одну ночь Кульбуш сделал то, что я — даже при творческом озарении — не сумел бы сотворить и за неделю. Он дал полную теорию скольжения иглы в сферическом ложе подпятника. Разобрал все возможности сочетания закруглений иглы и ложа. И вывел окончательную формулу — гораздо проще той, которая приводилась в инструкции.
— Ваше мнение? — с улыбкой поинтересовался Кульбуш — он был чувствителен к похвалам.
— Великолепно! — искренне воскликнул я. — Я думал, Георгий Павлович, что вы только производственник, а вы в такую теорию вдались! Вашу статью надо напечатать.
— Сегодня же отправлю ее в журнал. Мне тоже кажется, что она представляет интерес не только для нашего производства. Подпятники нам поставляет петергофский завод абразивных изделий — теперь им придется работать по новой инструкции. Поручаю это дело вам. Петергоф — отличное место для отдыха. И фонтаны скоро заработают. Надеюсь, там вы займетесь не только абразивами, но и парками.
В Петергоф я поехал на следующий день. Завод оказался солидным, его продукция шла не только на «Пирометр», но и на всю страну. Мне разрешили пройтись по цехам. Я увидел мастеров, работавших с алмазами и рубинами (для ювелирных изделий и по военным заказам), боксы со столами для золотых работ (там были специальные приспособления для собирания драгоценной пыли)…
Новые технические условия приняли без возражений, но попросили, чтобы мы присылали своего представителя — принимать каждую партию. Мне показалось, что ни особых сложностей мы им не доставили, ни особого значения они нам не придают — считают, что заняты куда более важными вещами. А завод этот — всего лишь огромные кустарные мастерские. Правда, отлично организованные.