Книга духов
Шрифт:
– Торгуют болтовней, и ничего больше.
– Что ж, – возразила я, – хотя речью я еще как следует и не овладел, но и болтовня мне когда-нибудь может понадобиться, так что позвольте, я это приберегу.
Эдди помог мне навести на столе порядок, и я придавила газеты локтем.
Убедившись, что по поводу убожества мильтоновской аллитерации мне сказать нечего, мой приятель, по всегдашнему обычаю американцев, перескочил на политику, но если большинство американцев обсуждают исключительно собственную политику, ввязываясь в жаркие о ней споры, Эдди затронул политику Франции. Нет, хуже того – кровавые события недавних лет, нашу революцию.
– Не думаете ли вы, – вопросил он, ничуть не заботясь о том, что именно я думаю, – что богиня Лаверна, будучи, как вам известно, головой, лишенной тела, не могла бы поступить лучше, как только подружиться с la jeune France [23] , которой иначе в ближайшие годы предстоит оставаться телом без головы?
Надолго залившись хохотом, похожим на лошадиное ржание, Эдди явно перепугал хозяина за стойкой. Не замечая этого, острослов вынул из-за уха огрызок карандаша и записал эту мысль на полях своего Мильтона, дабы она не пропала попусту.
23
Юная Франция (фр.).
Моя рука потянулась за питьем. Отчаянный, безнадежный порыв. Не успела я отхлебнуть глоток, как мой собеседник разразился новым потоком суждений обо всем, что касалось Франции, – о Наполеоне, Луи Филиппе, Руссо и прочем. Он потребовал еще выпивки, но ему отказали. Наш хозяин, не проронивший ни слова, молча высился за стойкой с клочком бумаги в руке. Я тотчас догадалась, что это счет – и довольно давний. Видимо, сообразил это и мой компаньон, поскольку заговорил о долгах.
Он долго распространялся о своих университетских днях, прибегая к временным формам passé simple [24] . Рассказал о профессоре, который посреди улицы отхлестал супругу кнутом. Поведал о студенческих дуэлях. О том, как однажды был приглашен в Монтичелло на воскресный обед, незадолго до смерти Джефферсона.
24
Простое прошедшее время (фр.).
– А в конце семестра, – продолжал он, – я держал длиннейший экзамен, который принимал не один, а двое из наших избранных. Два часа меня пытал Монро – он теперь ректор, после кончины Джефферсона. А Медисон заставил меня просидеть целых три часа! Но оба оценили меня, разумеется, высшим баллом.
– Разумеется, – поддакнула я.
– Mais hélas! [25] Я не сумел заплатить полторы сотни долларов, имея только сто десять. И, – тут он потер глаза кулаком, – влез в долги, а теперь увяз в них с головой. Задолжал не одному потомку Авраама в Шарлоттсвилле. Проиграл в «мушку» сокурсникам за один присест двести сорок долларов. Жулики – вот они кто! – Он обратил ко мне умоляющий взгляд. – Я взял карты в руки только ради того, чтобы погасить долг и остаться в университете, je vous assure! [26]
25
Но увы! (фр.).
26
Уверяю вас! (фр.).
Я ответила, что ему нет нужды в чем-либо меня уверять. Однако он не умолкал, и порой я гадала, замечает ли он вообще мое присутствие, настолько неумеренным был его гнев. Розали за дверью выказывала беспокойство, слыша неистовые возгласы брата и видя его бешеную жестикуляцию.
Наконец юноша выдохся и заключил свой монолог словами:
– И вот я растоптан и предоставлен обучать себя сам. Пал жертвой коммерции. В исправительном доме, надеюсь, вы меня навестите? Называется он «Эллис и Аллан», расположен на углу Главной и Тринадцатой улицы. – Он встал. – Новоприбывшему джентльмену наверняка требуется и желается многого. – Наклонившись ко мне, он добавил: – Готов украсть для вас все, что смогу.
Я объяснила, что для исполнения любых желаний и удовлетворения всех потребностей денег у меня достаточно. (Так ли это – откуда мне было знать?)
– Суть, mon ami, не в этом.
Он спросил, долго ли я намерена оставаться в Ричмонде. Мои планы его явно мало интересовали, но я ответила, что да, предполагаю на какое-то время в городе задержаться. На это сообщение он пробурчал что-то неодобрительное.
Что на меня так подействовало – то ли крайняя экстравагантность нашей встречи, то ли опустошенные кружки персиковой настойки, – не важно, но голова моя кружилась, а в глазах плавали искры, и тут, как бы прощаясь, он снова спросил, какое у меня дело к его сестре. Спросил так, мимоходом – похоже, ему было уже все равно.
– Ваша сестра любезно проводила меня до этой таверны. И, если вы позволите, Розали, надеюсь, поможет мне найти миссис Мэннинг.
Равнодушно кивнув, юноша изготовился шагнуть к выходу.
О, как я сокрушаюсь о словах, которые у меня вырвались напоследок, когда все уже вроде бы было улажено:
– Есть некая… Мама Венера – так, кажется? У нее, говорит Розали…
Тут Эдди – не этого ли опасалась Розали? – опять бухнул кулаком об стол и рявкнул:
– Мама Венера, да? Понятно.
Он ринулся к распахнутой двери. И вот они столкнулись вплотную, брат и сестра. Он кипел от ярости; она, к моему удивлению, не двинулась с места. Только замотала головой – нет, нет, нет! – с такой скоростью, что ее длинные косички превратились в карусель.
Хозяин воспользовался этим столкновением, чтобы всучить юноше счет. Выхватив его, Эдди сунул его в карман и удалился. К великому моему облегчению.
Розали сидела на красном бочонке. Погрустнев, молчала – и вдруг расплылась в улыбке.
Когда она спрыгнула на тротуар, я поняла, что должна следовать за ней.
Без лишних слов я покинула заведение Баулера и зашагала рядом с Розали, стараясь не отставать. Но почти напрасно: она неслась вперед так стремительно, что скоро я оказалась далеко позади. Пришлось попросту не терять ее из виду в надежде, что она приведет меня к миссис Мэннинг, где я окончательно разделаюсь и с братом, и с сестрой. Устроюсь – и направлюсь на рынок, к Селии.
Однако Розали вела меня не к миссис Мэннинг.
Что до Селии, то…
5
Дом на Шоклоу-Хилл
Ночной ливень с ураганом по-настоящему прополоскал весь город. Торопясь вслед за Розали, которая нарочно шла размашистым шагом, я едва успевала обходить лужи, скопившиеся в выбоинах тротуара. На небе не было ни облачка, и под лучами полуденного солнца блестевшие остатки дождя быстро исчезали со всех поверхностей – с серебрившихся булыжников, со сверкающих витрин магазинов. Изящная женщина в платье тыквенного цвета, поддерживаемая лакеем, ступила из экипажа на землю и, к моему немалому удивлению, с треском раскрыла зонтик с оборками. Солнце сияло вовсю, и безоблачное небо не грозило непогодой, как это было целый день накануне. Я не сразу, но поняла, что зонтик служит даме защитой от солнца. Потом, когда я выучу слово parasol, мне вспомнится эта женщина и этот самый день – начало превратностей моей фортуны в Америке.