Книга и братство
Шрифт:
Они вышли в холл, Краймонд надел пальто и шарф. Достал из кармана пальто скомканную кепку и держал ее в руке. Неловкая пауза, словно они собирались пожать друг другу руку. Джерард открыл дверь, на которую Патрисия, пока длился их разговор, повесила рождественский венок из остролиста. Краймонд вышел и быстро, не оглядываясь, зашагал прочь. Джерард закрыл за ним и прислонился к двери.
«Очень необычное утро», о котором Роуз говорила Джерарду по телефону, она провела с Джин. Все более и более тревожась за свою подругу, Роуз не знала, что предпринять. Она не писала Джин, боясь, что Краймонд может прочитать письмо и в чем-нибудь обвинить Джин. Она не могла просто «заглянуть» к ней, потому что существовал
Такая возможность появилась, как только Роуз стало известно о том, что в определенный день в определенное время Краймонд собирается к Джерарду. План Роуз был таков: пораньше с утра поехать в Южный Лондон, найти телефонную будку поближе к дому Краймонда и, когда станет ясно, что он уезжает, позвонить Джин и сказать, что она случайно оказалась рядом и нельзя ли заглянуть к ней на минутку. План сработал. Джин коротко ответила: «Приходи» — и спустя несколько минут Роуз была у нее.
Они расположились в комнате, которую Краймонд именовал игровой, Роуз уселась на пальто, которое скинула на диван, а Джин расположилась напротив, на стуле, который подтащила от письменного стола. Их встреча в дверях была эмоциональной, но не бурной. Они стиснули друг дружке руки, но тут же отпустили и обниматься не стати.
В комнате было темновато, горели только две лампы под абажурами, одна на письменном, вторая примостилась на другом столе, на груде книг. Было прохладно, пахло парафином от обогревателя. Джин выглядела похудевшей, усталой, похоже, без всякой косметики, в коричневой вязаной кофте поверх темно-синего шерстяного платья и, видно, только что сняла фартук. Однако красота ее нисколько не потускнела, даже напротив: слегка взъерошенные темные волосы пышней и длинней прежнего, в темных глазах яростный блеск. Она походила, как однажды сказала Роуз, на иудейскую героиню. Сидя лицом к лицу с ней, Роуз почти боялась ее, была в растерянности, готова расплакаться,
— Я была в Боярсе, в снегопад. Луг замерз.
— На коньках каталась?
— Да. Лили Бойн тоже была там. Она прекрасно катается. Я была удивлена.
— Не понимаю, чему тут удивляться.
— Ну, не то чтобы… пожалуй, нет… просто не ожидала.
— Как Тамар?
— Не слишком. Почти ничего не ест и выглядит несчастной.
— Можешь как-то повлиять на нее?
— Пытаюсь. Кажется, она заходила к тебе.
— Полагаю, по твоему наущению.
— Ну… хотела бы увидеть ее снова?
— Нет.
— Она очень любит тебя. Ему что, не нравится, когда к тебе кто-то приходит?
— Зачем ты явилась?
— Повидаться. И узнать, не могу ли я что-то сделать для тебя.
— Для меня — нет, ничего не надо.
Помолчав, Роуз спросила:
— Он оттуда направится прямо домой?
— Кто этот «он» и откуда направится прямо домой?
— Краймонд от Джерарда направится прямо домой?
— А он у Джерарда?
— Да! Ты не знала?
— Он не всегда говорит, куда идет, — ответила Джин. — А я не спрашиваю. Так что не знаю, направится ли он прямо домой.
— Похоже, ты не много знаешь о нем.
— Я не слежу за каждым его шагом.
Джин сидела, сложив ладони на коленях, и пристально смотрела на Роуз, ожидая очередного вопроса, как на допросе.
— Это Краймонд стрелял по той мишени?
— Кто же еще.
— Помнится, он был метким стрелком, выиграл какой-то приз. Надеюсь, он не готовится к революции.
— Думаю, просто забавляется так.
— Что вы поделываете?
— Что ты имеешь в виду?
— Я о вас обоих, что вы делаете весь день: сидите дома, ездите куда-нибудь, развлекаетесь, ходите в гости, на концерты, вы счастливы?
— По большей части мы дома, — сказала Джин, — не «развлекаемся», иногда приходят люди.
— Вы обсуждаете его работу?
— Мы обсуждаем множество вещей, но если ты о книге, то нет, ее мы не обсуждаем.
— Книга действительно существует?
— Конечно. Да вон она. Можешь взглянуть, если желаешь.
Роуз посмотрела на письменный стол, где в круге света от лампы лежала стопка разноцветных блокнотов, один был раскрыт. Ее охватило суеверное отвращение:
— Нет, спасибо…
— Ты воображаешь, что я несчастлива, верно, надеешься на это.
— Нет, — сказала Роуз, — просто подумала, что тебе, может, скучно.
Ей начало казаться, что они разговаривают будто во сне, совершенно не понимая друг друга, бездарно тратя драгоценное время. Джин нахмурилась, атмосфера стала более натянутой и тревожной. С ощущением этой новой напряженности, от которой стеснялось дыхание, Роуз сказала то, о чем решила сказать, чувствовала, что должна сказать, и даже заранее отрепетировала:
— Дункан любит тебя. Он хочет, чтобы ты вернулась. Мы все любим тебя, нам тебя не хватает. Хорошо бы ты вернулась.
Джин как будто задумалась, но ответила только:
— Извини, но вынуждена всех вас разочаровать. Мне не скучно и я не несчастна. В жизни не была столь бесконечно счастлива, как сейчас. Если ты должна что-то передать остальным, можешь им так и сказать.
— В прошлый раз ты ушла от Краймонда, наверное, неспроста.
— Я счастлива так, как, думаю, ты вряд ли когда была или даже мечтала.
— Ты забыла свою любовь к Дункану? Ты ведь любила его, точно любила?
— В прошлый раз бы по иначе. Тогда я была не способна понять, что мне уже не быть прежней, что я изменилась необратимо. С того времени я доросла до этого понимания. Я встретилась с абсолютом. Когда видишь совершенство, тогда несовершенство тускнеет, перестает для нас существовать. Теперь я вижу это отчетливо, не сквозь мутное стекло. Этому невозможно сопротивляться, перед этим невозможно устоять.
— И наверное, невозможно объяснить.