Книга и братство
Шрифт:
— О моя любовь… моя гордость, мое чудо, мой принц, мой герой, верховный жрец.
— Скажи, что тебе Роуз говорила обо мне, о нас, наверняка она что-то говорила о нас, чтобы убедить тебя возвратиться.
— A-а, всякие идиотские вещи.
— Например?
— Сказала, что мне, наверное, скучно!
— А тебе скучно?
— И что, видимо, я мало знаю о тебе.
— Почему она так решила?
— Потому что я не знала, что ты пошел к Джерарду.
— Ты ей сказала, что я не предупредил тебя.
— Так вышло, извини. А когда она спросила,
— Пустяки. Ты не должна была ничего утаивать. Я бы рассердился, подумав, что ты солгала ей. Что ты ей ни скажешь, она все равно будет считать, что мы несчастливы, и надеяться, что у нас все расстроится.
— Но ты все-таки не ответила: тебе скучно со мной?
— Краймонд, прекратим этот разговор! Как насчет ланча? Я приготовила твой любимый овощной суп, а на вечер тушу мясо.
— На вечер тушишь мясо. Это похоже на настоящую жизнь. Не то я иногда думаю, что мы играем.
— Играем во что?
— В настоящую семейную жизнь.
— Краймонд, любимый, иногда в тебя вселяется дьявол, который старается навредить нам. Говоришь такое, что можно подумать, хочешь все разрушить. Порочишь нашу жизнь, и делаешь это намеренно.
— Ох, Джини, я так устал, так устал, и нет мне покоя, нет отдохновения…
Джин обняла его поверх пальто, привлекла его голову себе на плечо и стала гладить по волосам, от макушки до шеи под воротником, устремив невидящий взгляд в раскрытую дверь. Его голова была холодной.
— Ты слишком много работаешь. Знаю, так надо. Мне хочется, чтобы я могла приносить тебе покой. Очень часто хочется, но не умею. Ты должен научить меня. Знаю, в постели нам покойно. Но отдохнуть как-то еще у тебя не получается… и у меня тоже.
Краймонд повернул к ней лицо и коснулся холодными губами ее щеки:
— А что делают люди, которые умеют отдыхать, мой ангел мира?
— Хотела бы я быть твоим ангелом мира.
— Ты и есть мой ангел мира, другого у меня нет.
— Люди, умеющие отдыхать, читают книги, гуляют, составляют букеты и пропалывают сад, моют свои машины и слушают музыку, делают перестановку в доме и зовут друзей на ужин и болтают о чем придется.
— По крайней мере, книги мы читаем.
— Ты читаешь книги, какие тебе нужны для работы, да поэзию. Я в данный момент читать не могу. Иным занята.
— Наверное, твоя подружка Роуз права. Она желает нам несчастья. Она тебе не настоящая подруга, Злобная, как все женщины.
— Может, добавишь, неразумная! Ты хочешь освободить мир, но в душе все же считаешь, что женщины — существа низшего сорта, не вполне настоящие.
— Все мужчины так считают, — ответил Краймонд, подняв голову и слегка отодвинув Джин от себя. — И большинство женщин тоже. Зачем отрицать это, женщины — другие, у них мозги устроены по-другому, они слабее, скоры на слезы, а мужчины нет, что и доказывает это.
— Ты никогда не плакал?
— Насколько помнится, никогда.
— Возможно, когда-нибудь заплачешь.
— Возможно, когда настанет
— Ты, безусловно, не слишком силен в том, что касается освобождения женщин. А если в конце концов миром будет править ислам?
— Такая вероятность существует, и я это учитываю.
— Так ты считаешь меня неразумной, существом низшего сорта и ненастоящей?
— Не тебя, малышка. Ты не женщина. Ты странствующий дух. Мы оба не от этого мира, мы гости здесь, чужаки, и то, что мы встретили друг друга, — счастливая случайность.
— Неудивительно, что для нас все, кого знаем, живые наполовину.
— Тебе нужно найти, чем заняться, изучать что-то, не дать пропасть своим талантам.
— Я найду что-то, обязательно, не беспокойся насчет этого!
— Я верю, что тебе бывает скучно, Роуз права. Ты пожертвовала столь многим: друзьями, светскими развлечениями…
— То, чем я пожертвовала, я в грош не ставлю. Ты пожертвовал своим уединением. Я иногда спрашиваю себя, не сожалеешь ли ты об этом?
— Нет, нет, сердце мое, душа моя… это судьба. Ты не сбежишь от меня, да, соколенок?
— Как я могу сбежать от тебя, я — это ты, нельзя вырвать себя из своего тела.
— Вот увидишь, мы станем читать, обязательно. А может быть, отправимся однажды на прогулку. Да, да, нас не разлучить, если только оторвать с мясом.
— Если бы ты мог быть спокойней со мной. Ты сказал, что я твой мир. Но ты всегда отшатываешься, словно тебя бьет током.
— Если мир означает покой, — сказал Краймонд, — тогда я никогда не буду в мире с тобой. Я имел в виду нечто другое. — Он снял пальто, сел чуть поодаль и уронил голову в ладони. — Ты моя слабость, мое слабое место, это одна из причин отсутствия у нас будущего.
Джин застыла, испуганная, как бывало нередко. Мгновенье спустя заговорила мягко, медленно:
— Когда закончишь книгу, мы, может быть, немного попутешествуем. Мне бы очень хотелось побывать с тобой во Франции и Италии. Ты только и говоришь о важности Европы. Сможешь встречаться с людьми, беседовать с ними.
— Когда я закончу книгу, я перестану быть, и ты тоже.
— Порой ты говоришь вздор, сознательный утомительный вздор.
— Возможно, я никогда не закончу книгу.
— Конечно закончишь, а потом напишешь другую.
— Дорогая моя, ты в силах представить, как мы стареем вместе?
— Ты не состаришься. — Разве мыслимо, чтобы он, ее Краймонд, состарился? — Я люблю тебя… какими бы мы ни стали с тобой. Ох, Краймонд, не мучай меня подобным разговором…
— Я облысею, твои восхитительные блестящие волосы поредеют, поседеют, мы станем немощными и согбенными. Со страхом будем смотреть, как все больше дряхлеем. Я не хочу никогда привыкать к тебе, Джини, дорогая, зачем нам влачить долгое беспощадное бремя старости и угасания, нам, которые живые боги сейчас? Для меня невозможно пережить тебя, как тебе меня. Лучше пусть наша любовь завершится браком в смерти. — Говоря это, он тер лицо, глаза, ерошил волосы. — О, как я устал, как устал… душа устала!..