Книга иллюзий
Шрифт:
Да, согласился Гектор, еще какие. Стало быть, это Нора, самая младшая из сестер, а не Дидра, которая в девятнадцать лет выскочила замуж и уехала в Сан-Франциско. Гектору хватило трех минут, чтобы понять, насколько Нора не похожа на свою погибшую сестру. При внешнем сходстве – ни того бешеного завода, ни тех амбиций, ни того нервного и быстрого ума. Эта была мягче, наивнее, в ладу с собой. Он вспомнил, как Бриджит однажды сказала, что из всех сестер О'Фаллон только в ее жилах течет настоящая кровь. У Дидры вместо крови уксус, а Нора вся настояна на теплом молоке. Вот кого следовало назвать Бриджит в честь святой Бригиты, покровительницы Ирландии; если кто и готов пожертвовать собой и посвятить себя добрым деяниям, то это ее младшая сестренка Нора.
Гектор уже собрался уходить, но тут ему в голову ударила безумная мысль. Идея не просто рискованная, а, прямо скажем,
Не прошло и часа, как «Герман Лессер» приехал в Спокан, и он уже не безработный. Нора пожала ему руку, посмеиваясь над таким смелым натиском, после чего Гектор снял пиджак (единственная приличная вещь в его гардеробе) и приступил к своим обязанностям. Мотылек порхал весь день, то и дело пролетая мимо горящей свечи. Он рисковал обжечь крылья, но чем ближе был огонь, тем сильнее было ощущение, что это его судьба. В ту ночь он записал в дневнике: Я могу выжить, только поставив свою жизнь на кон.
Это может показаться невероятным, но Гектор продержался почти год. Прошел путь от кладовщика и старшего клерка до помощника управляющего и правой руки О'Фаллона. Отцу, сказала Нора, пятьдесят три, но, когда в понедельник они наконец встретились, Гектору показалось, что ему хорошо за шестьдесят, если не все девяносто. Рыжие волосы сделались пегими, некогда поджарое тело атлета стало рыхлым, к тому же из-за артрита колена он припадал на одну ногу. О'Фаллон появлялся в магазине ровно в девять, но к работе проявлял полное безразличие, и в одиннадцать – одиннадцать тридцать уже отчаливал. Если колено позволяло, ехал прямиком в загородный клуб поиграть в гольф со старой гвардией. Если нет – неторопливо поглощал свой ранний ланч в ресторане «Блюбелл-Инн», что напротив, и уже затем отправлялся домой, где проводил остаток дня за чтением газет и бутылкой ирландского виски «Джеймисон», которое он каждый месяц контрабандой привозил из Канады.
Он никогда не выговаривал Гектору, не показывал недовольства его работой. И никогда не хвалил. Видимо, Гектор его устраивал, но признаки, по которым об этом можно было бы судить, попросту отсутствовали. Время от времени, находясь в общительном, если можно так выразиться, расположении духа, он удостаивал Гектора едва заметным кивком. Несколько месяцев этим все и ограничивалось. Поначалу Гектор нервничал, но со временем научился не обращать на это внимания. О'Фаллон жил в своем замкнутом, звуконепроницаемом внутреннем мире, упорно противостоящем миру внешнему, и, казалось, единственной его целью было провести день так, чтобы по возможности безболезненно растранжирить время. Этот человек никогда не выходил из себя и улыбался по большим праздникам. Ровный, отчужденный, с отсутствующими глазами, он и к себе проявлял не больше сострадания или симпатии, чем к окружающим.
Насколько О'Фаллон был закрыт и безразличен по отношению к Гектору, настолько Нора была открытой и участливой. В конце концов, кто принял его на работу? Продолжая чувствовать свою ответственность, она относилась к нему то как к другу и своему протеже, то как к взятому на поруки второгоднику. После того как отец вернулся из Лос-Анджелеса, а старший клерк избавился от опоясывающего лишая, Норе в магазине делать было нечего. У нее хватало своих дел – подготовка к новому учебному году, встречи с бывшими одноклассниками, разборки с несколькими ухажерами, – но при этом она всегда находила минутку заскочить в магазин около полудня, посмотреть, как там поживает Гектор. Они проработали бок о бок всего четыре дня, но успели завести традицию – вместе съедать бутерброды с сыром в подсобке во время получасового перерыва на ланч. Она и теперь появлялась с пакетом, и они съедали бутерброды за разговорами о книгах. Для Гектора, талантливого самоучки, это был случай увеличить свои познания. Для Норы, вчерашней студентки, горящей желанием просвещать других, это была возможность поделиться своими знаниями с умным и пытливым учеником. В то лето Гектор штудировал Шекспира, и Нора, читая с ним пьесы, растолковывала непонятные слова, объясняла исторические реалии и театральные условности, разбирала вместе с ним психологию персонажей и мотивацию их поступков. Во время одной из таких посиделок, споткнувшись на словах Тhои оw's [12] в третьем акте «Короля Лира», Гектор признался, что ему стыдно за свой акцент. Он никогда не научится правильно говорить на этом чертовом языке, так и будет шутом гороховым в глазах образованных людей вроде нее. Пессимизма Нора не признавала. В Стейте ее второй специальностью была логопедия. Есть особая методика, сказала она, практические упражнения и приемы, позволяющие добиться успеха. Если он готов, она сделает все, чтобы он избавился от акцента раз и навсегда. Гектор заметил, что уроки ему не по карману. При чем тут деньги? возмутилась Нора. Если он готов засучить рукава, то она готова ему помогать.
12
Ты должен (англ., арх. ).
В сентябре начались занятия в школе, и учительница четвертого класса перестала заезжать на ланч. Теперь они занимались вечерами по вторникам и четвергам, с семи до девяти, в гостиной дома О'Фаллонов. Гектор отчаянно сражался с короткими i и е, с глухим свистящим th, с задним нёбным r. Непроизносимые гласные, взрывные звуки, флексии, фрикативы, небная смычка, фонемы. Он часто не понимал, о чем речь, но от самих упражнений явно был толк. Его язык научился производить звуки, дотоле ему неведомые, и через девять месяцев душевных терзаний и бесконечных повторений он вышел на тот уровень, когда по произношению уже трудно определить, откуда человек родом. За американца, пожалуй, его еще нельзя было принять, но и от «зеленого» невежественного иммигранта тоже ничего не осталось. Приезд в Спокан был, вероятно, самой опасной авантюрой в жизни Гектора, зато уроки Норы, которые он там получил, не прошли бесследно до конца его дней. Каждое слово, произнесенное им в последующие пятьдесят лет, было результатом их совместных усилий, и эти навыки остались у него, как таблица умножения.
Во время их занятий О'Фаллон обычно сидел наверху в своей комнате или уходил на весь вечер к дружкам, партнерам по покеру. Однажды в начале октября, посреди урока, зазвонил телефон. Поговорив в прихожей с телефонисткой, Нора взволнованным и каким-то напряженным голосом громко сообщила отцу, что на линии Стегман из Лос-Анджелеса и он хочет говорить за счет вызываемого. Что ответить телефонистке? О'Фаллон крикнул сверху: Сейчас спущусь! Нора закрыла раздвижные двери, чтобы отец мог поговорить один на один, но тот уже был довольно пьян и говорил так громко, что Гектор почти все слышал – во всяком случае достаточно, чтобы понять, ничего хорошего этот звонок ему не сулит.
Минут через десять раздвижные двери открылись, и в комнату в стоптанных кожаных тапочках прошаркал О'Фаллон – без воротничка, без галстука, в свисающих до колен подтяжках. Чтобы устоять на ногах, ему пришлось ухватиться за стол орехового дерева. Он обращался непосредственно к дочери, сидевшей рядом с Гектором на кушетке в центре гостиной. Можно было подумать, что Гектор – пустое место. Не то чтобы О'Фаллон игнорировал его или делал вид, что его нет. Он просто его в упор не видел. Последний же, понимая каждый нюанс их разговора, не решался встать и выйти.
Стегман решил выкинуть белый флаг, сказал О'Фаллон. Сколько он уже занимается этим делом, и до сих пор ни одной серьезной ниточки Ему уже неловко. Он уже, видите ли, не может даром брать деньги со своего клиента.
А ты что? спросила Нора. Я ему сказал: Если вы не можете даром брать деньги, какого черта вы мне звоните за счет вызываемого? Потом О'Фаллон сказал Стегману, что тот хреновый детектив и что он найдет кого-нибудь получше.
Папа, ты не прав, возразила Нора. Если Стегман ее не нашел, то никто не найдет. На Западном побережье нет лучшего частного детектива. Это слова Рейнольдса, а Рейнольдсу можно верить.