Книга Израиля. Путевые заметки о стране святых, десантников и террористов"
Шрифт:
Дети наших детей
Два прадедушки автора, о которых ему хоть что-то известно, жили в дореволюционном Екатеринославе. Один строил доходные дома и был виноторговцем. Славился на весь город. Не забывая помогать бедным, раз уж ему Б-г возможность дал. Любавический Ребе его ещё в 90-м по этому поводу вспоминал добрым словом. Другой был кузнецом. Очень большой силы был человек. Оба обладали вспыльчивым нравом, но семьянинами были отменными. Как тогда говорили, крепкие были хозяева.
Если бы им сказали, что Российской империи вскоре не будет, а будет вместо неё революция, Гражданская война, НЭП, коллективизация и Отечественная война… Кузнец до всего этого счастья не дожил. Бывший купец скончался только в 40-х, в эвакуации. Впрочем, ему повезло. Он уцелел в Гражданскую – только на пианино, купленном для дочки, бабушки автора, остались сзади следы махновских сабель. Его не расстреляли. Даже дом не отняли. Забрали уже после войны, под отделение НКВД, у сына.
Третий прадедушка был портным. Судя по фото XIX века, единственном, что от него осталось, – из лучших. История умалчивает о четвёртом. Известно, что он был из Киева и состоятельным точно не был. Ну, еврей-бедняк в Российской империи – персонаж настолько распространённый, что в наши дни такое и представить себе сложно. Откуда, кстати, невероятный по достигнутым ими результатам порыв отечественных евреев к получению высшего образования, которое давало шанс выйти в люди.
Дедушка автора, сын прадеда-кузнеца, скончался от фронтовых ранений в Ташкенте, в Узбекистане, где его и похоронили. Вдали от его Украины и родного Днепропетровска. Впрочем – какая разница, где выпало человеку лежать в могиле? Страна тогда была единой. Правили ею в Москве в годы, когда автор учился, а потом работал в проектном институте, как раз днепропетровские. Леонид Ильич со товарищи. Ставропольские их сменили к тому времени, как он ушёл работать на металлургический завод.
Второй дед, военный моряк и строитель, работал на всех советских морях и океанах. Базы подлодок были нужны. Свой довоенный орден Ленина получил за арсенал в городе Сталинград. И если бы ему кто-то сказал, что через несколько лет после того, как он уйдёт из жизни, Советского Союза не станет, а меньше чем через четверть века после этого на Украине начнётся гражданская война, он вряд ли бы поверил. Такая с виду крепкая была страна…
Неплохо, что хоть Крым вернулся в Россию. Вместе с тем домом, который они с отцом построили в Евпатории, пока дед обустраивал базу подлодок в Балаклаве. Поскольку если есть на Украине место, где войны точно не будет, так это именно Крым. Хотя Киев жалко – его любила мама. И Днепропетровск. И Белую Церковь, где всё ещё живёт родня жены. И Львов – там много друзей. Не говоря о Донецке с Луганском, от которых к тому времени, как пишутся эти строки, мало что осталось.
Семью поразбросало… Тех, кто уехал до революции, кто в Америку, кто в Англию, а кто и в Шанхай, уже не найти. Осталась только смутная память, что они были. Фамилии не сохранились. Какие-то дамы в шляпках с перьями и их мужья в костюмах и при галстуках на коричневатых фотографиях, наклеенных на твёрдые паспарту. С красивыми вензелями и непременным адресом фотоателье на обороте. Реклама – двигатель прогресса. Какие-то дети. С мячами, мишками, лошадками…
Кто знает, где потомки всех этих людей живут теперь? Какие имена и фамилии носят? На каких языках разговаривают? Кто их теперь отыщет… Да и зачем? Ну родственники отыскались. Очень приятно, рады познакомиться. Правда, не виделись лет сто. Но очень интересно, как вы тут, где вы теперь живёте, как устроились? Что делаете? Чем болеете? Как строите досуг? Примерно так…
И толку что? И им. И себе. Чужие люди. Они твоей истории не знают. Ты их. Их жизнь мимо тебя прошла невесть на каком конце планеты. Твоя мимо них. Им что, про НЭП рассказывать? Про коллективизацию и голод? Про войну? Описывать, как строили заводы и дома, в которых получали первые квартиры? Рассказывать про комнаты в коммуналках и студенческие общежития? Про то, что такое стройотряд и ночные рейды оперотряда? Про чертёжный кульман с рейсшиной в трубопрокатном отделе проектного института?
Им очень интересно будет слушать про авралы на адъюстаже сортопрокатного стана? Про ремонты и аварии? Про развал страны и попытки его затормозить, пока всё чохом не развалилось? Не говоря о том, чтобы собрать… Их вдохновит рассказ о том, как удалось с нуля построить твой бизнес? О войнах олигархов и расстреле парламента? О попытках кому-то из окружающих помочь, впечатляющих даже по американским масштабам?
Их что, должна заботить проблема, как создать кафедру отсутствовавшей в советские времена науки и сохранить лучшие в мире академические школы? Вдохновить несколько сотен изданных в твоём институте книг? С чего и почему? У них своя история. Свои заботы и проблемы. Свои успехи или неудачи. На чём вы с ними, по большому счёту, можете найти общий язык, когда и если даже и отыщете друг друга?
Вы вместе не учились. Не работали. Не жили. У вас нет общих воспоминаний. Обычаи у вас, поверьте, разные. Круг общения разный. Развлечения детей. Хобби. И даже если вы и встретитесь случайно на одном морском или горнолыжном курорте, вам что, хватит тем для бесед больше чем на один вечер?
Ну, есть какие-то специальные случаи. Если вам придётся отражать атаку террористов. Бежать от землетрясения. Выступать на конференции, ознаменовавшейся каким-нибудь грандиозным скандалом. Дружить с одним и тем же человеком. Или, что ещё больше сплачивает, кого-то вместе ненавидеть. Тогда конечно. Тема будет. Поэтому о чём могут говорить евреи, которые встречаются на бесконечных еврейских конференциях и съездах? Об Израиле. Об антисемитизме и терроризме. И пожалуй, всё.
Поскольку говорить друг с другом о проблемах, которые выходят за этот узкий круг, не то чтобы бессмысленно, но точно бесполезно. Бизнес у каждого свой. Семья своя – если семьи между собой незнакомы, так и разговаривать нечего. Страны разные. Что важно для одной, для другой нож острый. Пример чему ситуация на Украине в 2014-м, которая не только развела американских и русских евреев, но и русских с украинскими. Как, впрочем, и неевреев. Притом что они вообще ближайшие родственники.
Религия… Вроде одна на всех – так ведь тоже нет. О ней каждый судит по-своему. Молится по-разному. Одни традиции соблюдает, другие нет. Что для одного катастрофа, для другого мелкая неприятность. Или вообще его не напрягает. К примеру, за кого выйдет дочь. Или на ком женится сын. В смысле: еврейские у тебя будут невестка или зять или нет. И внуки – они-то кем будут?
Для ортодокса это страх и ужас и конец всего. Для более спокойного в отношениях с Б-гом еврея, каких большинство, вопрос стоит, но не ребром. У западников есть гиюры, и вообще – тут всё, как правило, решает то, как к этому относятся соседи и родня. Осудят, не осудят. Осудят, но без разрыва отношений. Или проклянут и закроют двери.
И что важно, есть ли в случае, если погнали с новыми родственниками взашей, куда идти? Что в большом городе и большой стране не проблема. А в сельской местности, в маленькой замкнутой общине или в патриархальной стране – таки да. Причём большая. Из наиболее известных прецедентов – Карл Маркс со своей баронессой. И множество менее известных мезальянсов.
Но это в обществе, где религия – маркер. Что у себя американцы упростили. Поскольку вера верой, а женятся у них все со всеми. Католик может воспитать сына-мормона, дочь-англиканку, и внуки его могут стать мусульманами, буддистами или евреями. Бывало и такое. Примерно так же там и с сексуальной ориентацией. По крайней мере с того периода, когда пошли в массы однополые браки и прочие экзотические специалитеты, в прежние времена остававшиеся уделом эпатирующей публику богемы.
А вот для постсоветского пространства, где, по большому счёту, религия – не более чем новодельный символ, кто муж или жена, не так важно. Хороший человек – слава Б-гу. Что есть великое завоевание Советской власти, которое мало кто ценит по достоинству. Понятно, что евреи не безумно рады, если внука вдруг сдуру окрестят – они ж не лезут к нееврейской родне с обрезанием наперевес. Но это тема совсем отдельная.