Книга крови 3
Шрифт:
За окном тем временем окончательно стемнело, и комната погрузилась в ледяной мрак. Только стук дождя нарушал тишину. Ванная была наполнена до самых краев. Вода была совершенно спокойна... и черна. Ничто не нарушало ее глади. Он был там. На дне.
Сколько дней прошло с тех пор, когда Гейвин зашел в ярко освещенную ванную и взглянул на воду? Казалось, это было вчера. Его жизнь с тех пор стала похожа на одну бесконечную ночь. Гейвин заглянул в ванну. Он был там. Опять спит, свернувшись калачиком; в одежде, как будто не было времени раздеться перед тем, как прятаться в ванной. На месте лысины теперь красовалась роскошная
Наступала ночь. Гейвину надоело стоять у края ванны и разглядывать спящую в ней тварь. Ну что ж, его нашли, причем с очевидным намерением больше с ним не расставаться. Ничего не оставалось, как идти досматривать сны. Дождь за окном усиливался. После невыносимо долгого рабочего дня тысячи людей возвращаются домой. Скользкие дороги. Несчастные случаи. Объятые пламенем машины и тела. Сон то приходил, то пропадал опять.
Посреди ночи он проснулся от скрипа двери. Во сне он снова видел воду и слышал ее плеск – его копия вылезла из ванной и вошла в комнату.
В тусклом уличном свете, шедшем, от окна, ничего нельзя было толком разглядеть.
– Гейвин, ты проснулся?
– Да, – ответил он.
– Мне нужна твоя помощь.
В этом голосе не было никакой угрозы. Так просят брата.
– Что тебе нужно?
– Немного подлечиться.
– Подлечиться?
– Зажги свет.
Гейвин включил светильник и взглянул на стоящую перед ним фигуру. Руки уже не были сложены на груди, и глазам Гейвина предстала огромная рана. Крови, разумеется, не было – ей просто неоткуда было взяться. На таком расстоянии трудно было заметить, что внутренности этой твари тоже стали напоминать человеческие.
– Господи, что случилось? – спросил Гейвин.
– У Преториуса были друзья, – ответил монстр, прикоснувшись пальцами к краям раны.
Этот жест напомнил Гейвину о картине, висевшей в его родном доме – Спаситель на кресте и подпись: «Я умер за вас».
– Почему ты не умер?
– Потому что я еще не живу.
Еще не живет... Значит, он все-таки смертен.
– Тебе больно?
– Нет, – ответ прозвучал грустно, как будто ему очень недоставало простых человеческих ощущений. – Я ничего не чувствую... но я учусь. Я уже умею зевать и пукать.
Это было столь же трогательно, сколь и абсурдно. Как он, однако, гордится любым признаком отношения к роду человеческому.
– А что будет с твоей раной?
– Заживет со временем.
Гейвину не хотелось больше разговаривать.
– Я тебе неприятен?
– Немножко, – ответил он, пожав плечами.
Существо смотрело его глазами, его прекрасными глазами.
– Что тебе сказал Рейнольдс?
– Почти ничего.
– Говорил, наверное, что я – чудовище, что я питаюсь человеческими душами!
– Ну... не совсем.
– И все-таки я угадал.
– Более или менее.
Существо грустно покачало головой.
– С его точки зрения, он, может быть, и прав. Мне нужна была кровь – это, безусловно, чудовищно, но что поделаешь! В молодости, месяц назад, я в ней купался. Это придавало моему деревянному телу ощущение плоти. Сейчас в этом уже нет необходимости – я почти ожил. Теперь мне нужна только...
Оно смутилось. Не потому, что собиралось солгать, скорее – не могло подобрать подходящих слов.
– Так что же тебе нужно? – настаивал Гейвин.
Существо опустило глаза.
– Ты знаешь, я уже жил несколько раз. Иногда я крал чужие жизни, жил ими, а когда надоедало – сбрасывал старое лицо и находил себе новое. Иногда – как это произошло в последний раз – просто поддавался очарованию и терялся...
– Ты – какой-то механизм?
– Нет.
– Что же тогда?
– Я – это я... Мне не приходилось встречать похожих на меня. Может быть, их много, а может – просто нет. Почему бы мне не быть единственным в своем роде! И вот я живу, умираю, ровным счетом ничего не зная о самом себе, – с горечью произнесло оно. – Видишь ли, ты живешь в мире похожих на тебя людей. А если бы ты был один на всем белом свете, что бы ты знал? Только то, что можно увидеть в зеркале. Остальное – догадки.
Не согласиться с ним было трудно.
– Можно мне прилечь? – спросило оно.
Существо приблизилось, и Гейвин смог получше разглядеть рану на его груди. На месте сердца росли какие-то бесформенные грибницы. Не сняв мокрой одежды, оно с тяжким вздохом нырнуло в кровать.
– Мы вылечимся, – сказало оно, – было бы время.
Гейвин пошел к двери проверить, заперта ли она. На всякий случай он подтащил стол и поставил его так, чтобы никто не мог опустить ручку. Никто не помешает их сну. Они будут здесь в безопасности – он и оно, он и его второе Я. Гейвин сварил кофе и сел в кресло, стоящее напротив кровати, не спуская глаз со спящего гостя.
Дождь все не прекращался. Ветер с бешенством бросал на стекло мокрые листья, а тяжелые капли добивали их, как любопытных мотыльков. Гейвин иногда поглядывал на них, когда уставал рассматривать свою спящую копию, но взгляд против его воли возвращался к кровати. Он опять рассматривал эти тонкие запястья, длинные ресницы... Под звуки сирены мчащейся по улице машины скорой помощи он заснул. А дождь все не прекращался...
В кресле было не очень удобно, и он просыпался каждые несколько минут, чуть приоткрывая глаза. Существо встало – вот оно стоит у окна, вот разглядывает себя в зеркало, теперь – шумит на кухне. Оно открывало кран – ему снилось море. Оно раздевалось – ему снилось, что он занимается любовью. Оно смотрело на него – Гейвину на мгновение показалось, что он поднимается над крышами домов... Существо оделось в его одежду – он во сне пробормотал что-то о краже. Уже рассвело. По комнате, насвистывая веселую песенку, прогуливался он сам.Гейвин так хотел спать, что не оставалось никаких сил обращать внимание на то, что какой-то парень разгуливает в его одежде и живет его жизнью.
Наконец, оно нагнулось и, по-братски поцеловав Гейвина в губы, вышло. Дверь тихо закрылась.
Прошло еще несколько дней – Гейвин не считал сколько. Он безвылазно сидел дома и пил воду – жажда казалась неутолимой. Пил и спал, спал и пил...
Его постель так и не высохла с того времени, как в ней повалялся нежданный гость, но желания сменить простыни не возникало. Гейвину нравилось лежать на влажном белье, сушить его теплом своего тела. Когда постель немного подсыхала, он принимал ванну в воде, которую не менял после своего двойника, и возвращался, весь в темных холодных каплях. Холодная комната пропахла плесенью. Порой ему так не хотелось вставать, что он опустошал мочевой пузырь прямо в кровати.