Книга магов (антология)
Шрифт:
И вот он погиб, и погиб его побратим Оливьер, и мудрый реймский архиепископ Турпин, коего я умолял остаться при войске, тоже погиб… Вот каково мое обвинение, бароны! А теперь решайте!
— Об этом мы размыслим, — раздался голос с дальней скамьи, — а теперь пусть скажет Гвенелон.
— Пусть говорит Гвенелон!
— Пусть оправдается!
Граф поднялся со своей скамьи, огладил висячие усы.
— Король Карл и вы, бароны! Я выслушал обвинение и готов на него ответить. Долгие годы я служил повелителю нашему Карлу как верный франк, по правде и по чести. Вдруг граф Роланд меня возненавидел и задумал погубить. В чем причина его ненависти — я не знаю. Да, я желал смерти графу Роланду, потому что и он отправил меня на верную смерть, чудо спасло меня в Сарагосе, за что я не устаю благодарить Господа! Вправе ли франкский барон отплатить обидчику? Все вы скажете — да, вправе! То, что я совершил, была месть, а не гнусная измена! Око за око, зуб за зуб, и не моя вина, что Роланду не удалось погубить меня, а мне удалось погубить Роланда!
Он говорил страстно, яростно и был прекрасен зрелой мужской красой, был в своем широком плаще истинным воином и бароном, и его невыразимой красоты лицо было запрокинуто к небу, как будто оправдывался он не перед судом равных, а перед ангелами и Всевышним.
Бароны залюбовались им.
— И об этом мы размыслим… — молвил все тот же зычный одинокий голос с дальней скамьи.
* * *
Алиска замечталась на ходу, а когда была поймана за руки — уже не могла вырваться. И не затевать же драку посреди улицы.
— Пусти, — негромко сказала она. — Пусти, слышишь?
— Сперва объясни, что происходит!
— Ничего не происходит!
— Нет, происходит!
— Не выкручивай мне руки!
— Я не выкручиваю!
На самом деле этот высокий и крупный молодой мужчина просто держал ее за тонкие запястья, держал плотно, всем своим весом держал, так что Алиска волей-неволей стояла перед ним по стойке смирно, руки по швам. Она пробовала было дернуться вбок, но, как на грех, рядом была длинная подворотня, и мужчина толкнул ее туда, спиной к грязной, сто лет назад оштукатуренной стенке.
— Я кричать буду!
— Нам нужно поговорить! Если ты скрываешься, если ты отключила телефон, если ты не приходишь даже к своему руководителю… ты что, институт бросила?
— Не твое дело!
— Алиса!
— Ярослав!
— Алиса, я должен знать, что произошло.
— А ничего не произошло!
Алиска, не в силах освободиться, сердито сопела. Она даже подумывала быстро присесть и укусить Ярослава за руку. Но он уже носил перчатки.
— Давай поговорим по-человечески, — предложил Ярослав. — Мы же взрослые люди…
— Особенно ты, — выпалив это, Алиска вспомнила вдруг кое-что из того, чему ее четыре года учили, и заткнулась. И чтобы не услышать того, что собирался сказать ей Ярослав, она стала прокручивать на своем «внутреннем магнитофончике» заветную запись.
— Все это кончится тем, что ты прогуляешь все коллоквиумы и семинары. Если ты даже подготовишься к экзаменам, тебя просто не допустят к сессии, а твоя тема, имей в виду, уже недействительна, если ты немедленно не возьмешь другую тему… — Эти или иные, им подобные, слова словно сквозняком вытягивало из подворотни и тащило в замусоренный двор.
— Высоки горы, выше их деревья, четыре глыбы мрамора блестят, на мураве лежит племянник Карла, — звучало нараспев.
Ярослав говорил, говорил, и лицо, которое когда-то казалось Алиске невозможно красивым, с полуторасантиметровыми ресницами, с точеным носом, с романтической бородкой, было теперь вроде маски римского театра — открытый все равно для каких звуков рот и вечная пустота в распахнутых глазах.
— …За ним давно следит испанский мавр, лежит средь трупов, мертвым притворился, замазав кровью тело и лицо. Отважен и красив был этот витязь, он вдруг вскочил и, бросившись к Роланду, гордясь победой, в сильном гневе молвил:
«Ты побежден, племянник Карла, меч твой
Я отнесу в Аравию родную!»
Он отнял меч — и смутно граф Роланд
Почувствовал, что меч его схватили…
Запись прервалась — Алиска услышала то слово, которое единственное лишь и могло прорваться сквозь «Песнь».
— Это кто тут вспомнил про Шемета? — возмутилась она.
— Ты хоть знаешь, что теперь с Шеметом?
— А ты?
— Я-то знаю. Старый черт сперва поставил на уши всю кафедру и весь институт, назвал телевидения, переполошил все столичные редакции, а когда ему все разложили по полочкам и продемонстрировали все его ошибки — Алиска, это были фантастически нелепые ошибки, я сам читал акты экспертиз, и дай Боже, чтобы именно ошибки, а не подтасовки! — он не придумал ничего лучше, как спиться с кругу! Твой Шемет шарится по мусоркам и собирает пустые бутылки на опохмелку! Пойми ты наконец что он — просто авантюрист от науки и он потерпел заслуженное фиаско.
— Экие ты слова знаешь — фиаско!
— Еще недоставало, чтобы мы поссорились из-за Шемета! Алиска! Ну хочешь — я тебе все документы покажу? Этот его концентрированный ментальный импульс — чушь собачья! И рассеянный ментальный импульс абсолютно недоказуем! Тут десять лет нужно опыты ставить, чтобы хоть какого-то материала набрать! А он думал, что четыре кандидатских диссертации ему мир перевернут! Авантюрист, понимаешь, старый авантюрист!
Но эти слова уже были подхвачены сквозняком, а вместо них прилетели другие:
— Почуял граф, что он меча лишился, открыл глаза: «Ты, кажется, не франк!» — воскликнул он и, сжав свой рог заветный, ударил им по шлему золотому…
— Алиска!
Она смотрела вверх. Ей больше не о чем было говорить с этим человеком. Губы, которые она когда-то целовала, пропитались ложью. И руки, которым она когда-то доверяла себя, сделались чугунными кандалами. Он бы мог привести вдесятеро больше доводов и аргументов, он мог бы камня на камне не оставить от теорий Шемета. Однако то, что он совершил, уже принадлежало истории, и ни изменить своего поступка, ни окрасить его в розовые тона Ярослав не мог.
— Ученик еще может предать учителя, это учителю нельзя предавать ученика, — сказал как-то старый авантюрист Шемет, и сказал, казалось бы, совсем недавно, окруженный жизнерадостной и влюбленной в его теорию молодежью.
Алиска тоже была там, ее привел Ярослав и представил как свою невесту. Она запомнила эти слова. И потом, когда уже без Ярослава пришла на консультацию к Шемету и показала ему беспредельно наивную статью — как только дури хватило? — когда он терпеливо вылущивал из статьи одно-единственное рациональное зернышко, она вдруг ощутила беззащитность этого старого безумца от науки перед меняющимся миром. И решительно ничем не могла помочь, когда гром все-таки грянул…