Книга монстров

Брэйн Даниэль

Кровь желанна лишь тогда, когда ее попробовал, когда из человека превратился в голодное чудовище, неспособное ни на что, кроме насилия, когда разум отказывается подчиняться. Для меня запах крови был запахом-предупреждением. Это та грань, за которую я не должна была заходить, за которой я потеряла бы все, что у меня появилось благодаря Самуэлю, так неожиданно пожалевшему меня много лет назад.

Внешний двор форта Флинт, где меня ранее нашел Аргус, заливала предрассветная дымка, а стражников на входе в форт не было. Тупо посмотрев на пустое место у двери, я было пожала плечами, а потом, сложив один и один,

насторожилась.

Запах крови и брошенный пост — все вместе это означало неприятности. Запах приносило морским ветром, а значит, со стороны старого кладбища, за которым и находилась наша община.

Я кинулась бежать, выкинув из головы все мысли о Тенях и Вольфганте.

Границы общины мы охраняли так же строго, как Аскеты оберегали свой форт, и я все же сомневалась, что беда произошла у нас. Кладбище было огромным, и порой его было сложно контролировать — богатая молодежь проводила здесь свои смешные ритуалы, а Лесные чада из особо одаренных умом то и дело пытались поднять мертвецов. Бандитские разборки и многое другое — старое кладбище, на котором легко затеряться, было идеальным местом для всевозможного рода глупостей.

Но я все равно бежала по вытоптанной дороге, разделяющей погост на две неравные части, и запах крови бился в мой нос. Сильнее и сильнее, когда закончились городские стены и ветер смог разгуляться по всему пространству.

Ветер оборвался внезапно, и я остановилась, судорожно оглядываясь. На первый взгляд совсем никого — старые могильные камни, деревья, кусты и гуляющий посреди всего этого туман, что стелился от вечно холодного моря. Оно было недалеко — вместе с кровью я чувствовала запах соли, водорослей и рыбы.

А потом я скорее почувствовала, чем услышала, тихий скулеж и легкий треск веток слева от меня. Запах крови был теперь везде даже без ветра, несомненно, я пришла, и от облегчения, что это, скорее всего, очередная разборка воров, богатых недорослей или Лесных чад, не поделивших куски свежеоткопанного трупа, едва не рассмеялась. Плевать на них, главное — Самуэль в порядке.

Вытащив кинжал, я бесшумно подкралась к кустам, откуда доносился скулеж, и резко, не оставляя место страху, отодвинула ветки.

И отпрянула.

В предсмертной маске на меня скалилась нечеловеческая морда какой-то твари. Желтые змеиные глаза с вертикальным зрачком уже подернуло мутной пеленой, изо рта стекала густая красная кровь, а в животе зияла страшная рана. В агонии тварь зажимала перепончатыми лапами рану. Чуть поодаль я увидела топор с красными засечками на рукояти — типичное оружие Аскетов, занятых охотой на разную нечисть.

Тварь была огромна и мне незнакома. В книгах Самуэля я видела некоторых, некогда прорывавшихся за стены Фристады и запечатленных в хрониках Аскетов, но такую — никогда. Она была не очень похожа на лесного жителя. Ее кожа напоминала мне ящеричную — вся в прожилках и буграх, и все же, несмотря на страшную рану, тварь еще жила. Конечно, выжить после такого удара невозможно, Аскеты знают свое дело, но и умереть не сразу — уже показатель, сколько же силы было в этом огромном теле.

Я дернулась и огляделась. Если есть одна тварь, значит, может быть и другая. И мне, вероятно, придется искать владельца топора. Но прежде стоило убедиться, что мне самой не угрожает опасность.

Прислонившись спиной к могильному камню, я смотрела и слушала, но видела лишь сгущающийся туман и ветки-когти, выступающие из него, словно руки Древесного бога. И тварь все еще скулила — едва слышно, но напряженный слух, взбудораженный страхом, улавливал все звуки.

Чуть погодя я убедилась, что погост пуст и никакой другой твари нет. Я вспомнила, с чего начал свой рассказ Рем, и обругала себя и за забывчивость, и за неверие. Тени действительно правы, и пусть тварь не вылезла из леса, а прибыла с моря — я видела вместо ушей жабры, — что-то неладное происходило в нашем городе. Но сейчас пора было отыскать труп Аскета и позвать Самуэля: обычно такие скорбные дела улаживал он. А то, что Аскет мертв, сомневаться не приходилось, вряд ли возможно выжить после встречи с подобной гадиной.

Я осторожно подошла к едва дышавшей твари, занесла освященный Аскетами кинжал — украденный лет сто назад, но силы не потерявший — и на мгновение замерла: дать ли твари дожить? Самуэль наверняка захочет поговорить с ней, узнать, зачем она пришла. Но не все твари были разумными, не все умели говорить. И многие из них имели столько силы, сколько от них совсем не ожидаешь.

Я снова вспомнила слова Теней: Книга влияет на неразумных, ударила в горло и быстро отошла.

Скулеж тут же прекратился. Тварь умерла, и я, ощущая то самое мерзкое чувство раскаяния, успокоилась. Их нельзя оставлять в живых, иначе от тебя самого мало что останется. Твари не жалели ни детей, ни стариков, им было все равно, кого жрать, но все равно я думала о том, что не имею права отнимать то, чего не создала.

Покачав головой, я углубилась в кусты и вскоре в тумане нашла мертвого молодого Аскета, он лежал, лицом уткнувшись в землю, и, перевернув тело, я с дрожью закрыла ему глаза. Тварь сломала ему ребра и, судя по окровавленной пустоте в груди, сожрала сердце…

Чувствуя неприятный холодок по спине, я задалась вопросом: кто же в таком случае убил тварь?

Поднявшись с колен и краем сознания отметив, что со стороны общины приближаются люди, я обошла место бойни по кругу, всматриваясь в туман, а когда заметила еще одно тело, почувствовала, что сердце проваливается куда-то вниз.

Это был Льюис. И он был мертв.

Глава восьмая

— Подожди, Дайан! Не надо!.. — донесся чей-то оклик откуда-то издалека, но было уже поздно. Кажется, потом мне кричали что-то еще... но я уже ничего не слышала и не видела ничего вокруг.

Тело пронзила судорога, и я замерла, не в силах даже дышать. Не в силах поверить своим глазам. Отчаянно цепляясь остатками разума за обрывки мечущихся в панике мыслей.

Этого просто не может быть... Это какая-то ошибка, обман зрения... Это неправда…

На меня смотрели остекленевшие глаза Льюиса. Глубокие царапины обезобразили гладкое, красивое лицо, теперь застывшее в уродливой гримасе предсмертного крика, а его окровавленные ладони все еще зажимали страшную рану — практически полностью распоротый живот.

Я словно окаменела: тело не слушалось, воздух отказывался идти в легкие. И только стук сердца, набатом отдающийся где-то в затылке, доказывал, что я еще жива.

Я резко зажмурилась в надежде, что вот-вот проснусь и все это окажется лишь кошмарным сном… Через несколько секунд я медленно открыла глаза.