Книга Нового Солнца. Том 2
Шрифт:
Я обернулся и увидел двух иеродулов в масках, и оттого, что не ожидал уже их увидеть, я не сразу узнал Фамулимус и Барбатуса. Говорила, конечно, Фамулимус, и я радостно воскликнул:
– Друзья мои! Неужели вы отправляетесь с нами?
– Мы пришли лишь затем, чтобы привести тебя сюда. Цадкиэль послала нас за тобой, Северьян, но тебя и след простыл. Скажи мне, увидишь ли ты нас еще?
– Много раз, – ответил я. – До свидания, Фамулимус.
– Ты знаешь нашу природу, это очевидно. В таком случае мы приветствуем тебя и говорим тебе «прощай».
– Крышка люка откроется, когда Оссипаго задраит дверь, – добавил Барбатус. – У вас есть
Я достал свой из кармана и надел. Бургундофара надела точно такое же ожерелье.
– Теперь, как и Фамулимус, я приветствую тебя, – сказал Барбатус и отступил в дверной проем. Дверь за ним закрылась.
Почти тотчас же распахнулись створки двери в дальнем конце зала; слезы из глаз масок высохли на лету и разом исчезли. За раскрытыми дверями сверкал черный занавес ночи, подвешенный между двумя звездами.
– Пора идти, – сказал я Бургундофаре, потом понял, что она не может меня слышать, и, подойдя, взял ее за руку, после чего никакой нужды в словах уже не было. Вместе мы покинули корабль, и, только остановившись на пороге и оглянувшись, я вдруг понял, что так и не узнал его настоящего названия, если только оно имелось, и что три маски в зале – это лица Зака, Цадкиэля и капитана корабля.
Шлюп, ожидавший нас, был много больше маленького флайера, который доставил меня на поверхность Йесода, и так же велик, как судно, поднявшее меня на корабль с Урса. И действительно, подумалось мне, вполне возможно, что это тот же самый шлюп.
– Иногда большой корабль подводят значительно ближе, – пояснила женщина, которой поручили проводить нас. – Но тогда можно затесаться между чьими-нибудь глазами и парой-тройкой звезд. Поэтому примерно день тебе придется провести с нами.
Я попросил ее показать мне солнце Урса, и она удовлетворила мое любопытство. Наше солнце представляло собой крошечное малиновое пятнышко, и все его миры, даже Дис, маячили тусклыми крапинками, которые темнели, проходя сквозь его мутный лик.
Я попытался привлечь внимание к далекой белой звезде, моей отторгнутой части; но женщина из сопровождения не смогла разглядеть ее, а Бургундофару, казалось, только испугала моя настойчивость. Скоро мы прошли через люк шлюпа и нырнули в его трюм.
27. ВОЗВРАЩЕНИЕ НА УРС
Я вовсе не был уверен, что мы с Бургундофарой станем любовниками; но нас разместили в одной каюте (наверно, раз в десять меньше, чем та, которую я занимал в свою последнюю ночь на борту большого корабля), и когда я обнял и раздел ее, она не протестовала. Я нашел, что она гораздо менее искусна, чем Гунни, хотя, разумеется, не девушка. Не укладывалось в голове, что мы с Гунни возлежали вместе лишь однажды.
После всего младшая Гунни сообщила, что ни один мужчина не обращался с ней прежде так ласково, в благодарность поцеловала меня и заснула в моих объятиях. Я никогда не считал себя нежным любовником; некоторое время я лежал без сна, раздумывал об этом и, памятуя об обещании, которое я некогда дал самому себе, прислушивался, как столетия омывают корпус корабля.
Или это были всего лишь годы – годы моей жизни? Ощутив под собой здоровую ногу и чуть позже, когда в гостевой каюте я брил свое новое незнакомое лицо, я сперва решил, что груз этих лет каким-то образом был снят с моих плеч. Вот так и Гунни надеялась избавиться от своего бремени. Теперь я понял, что ошибался.
Исцелены были только раны, нанесенные безымянным асцианским копьем, луцивеем Агии и зубами летучей мыши-кровососа; я стал
Размышляя о них и об их малочисленных предшественниках, я вдруг подумал, что то, как я вел себя с женщинами, зависело не от моей воли, но от их отношения ко мне. Я был изрядно жесток с Теклой – хайбиткой из Лазурного Дома, потом мягок и неуклюж, как всякий мальчишка, с настоящей Теклой в ее камере, поначалу трепетен с Доркас, скор и неловок с Иолентой (которую я, можно сказать, изнасиловал, хотя считал тогда и считаю до сих пор, что она этого хотела). О Валерии я и так уже поведал слишком много.
Однако так не может быть с каждым мужчиной, ведь многие ведут себя одинаково со всеми женщинами; возможно, не все так просто и со мной.
Мысли плавно перетекли в сон. Проснувшись, я обнаружил, что лежу на другом боку, а Бургундофара меж тем выскользнула из моих объятий; я задремал снова, снова проснулся и поднялся на ноги, не в силах больше спать и ощущая сильную труднообъяснимую тягу взглянуть на Белый Фонтан. Тихо, как мог, я надел ожерелье и выбрался на палубу.
Бесконечная ночь пустоты была уже почти побеждена. Тени мачт и с ними моя собственная тень казались нарисованными на палубе краской чернее черного, а Старое Солнце из слабой звездочки выросло в диск размером с Луну. Из-за его света Белый Фонтан светился еще дальше и слабее, чем прежде. Урс бросил чертить штрихи по малиновому лику Старого Солнца и висел теперь прямо над бушпритом, вращаясь точно волчок.
Вахтенный офицер подошел ко мне, попросив удалиться вниз – по-моему, не из-за какой-то неведомой угрозы, а лишь потому, что его нервировало появление на палубе человека, не входившего в число его подчиненных. Я обещал спуститься в трюм, но не раньше чем переговорю с капитаном этого судна, заметив, между прочим, что мы с моей спутницей голодны.
Пока мы спорили, появилась Бургундофара, сославшаяся на сходный с моим порыв, хотя я подумал, что ей наверняка просто захотелось оглядеться и еще раз увидеть корабль, прежде чем она навсегда покинет все подобные корабли. Она вспрыгнула на мачту, тем самым доведя офицера до белого каления, так что я даже испугался, не сделает ли он чего-нибудь с ней. Если бы он не был иеродулом, я бы дал волю рукам, а так мне просто пришлось встать между ними, когда команда матросов сняла ее с мачты.
Мы долго препирались с ним, изрядно попортив воздух в наших оболочках, я – большей частью ради самого препирательства (да и она, думаю, тоже), а потом спокойно сошли вниз, нашли камбуз и набросились на еду, будто два ребенка, смеясь и вспоминая наши приключения.
Капитан – не очередной иеродул в маске, а мужчина, который выглядел как обыкновенный человек, – навестил нас в нашей каюте спустя стражу или около того. Я сказал ему, что не разговаривал ни с кем из начальства с тех пор, как расстался с Цадкиэль, и выразил готовность выслушать дальнейшие инструкции.