Книга о букве
Шрифт:
«Индийская ветвь» распространилась, таким образом, от Тибета до Сулавеси, от Пенджаба до Лаоса. Около 20 % жителей земли пользуются слоговыми системами письма, в конечном счете восходящим к древней письменности брахми. Слоговым письмом пользуются и народы Эфиопии. Только их письмена являются потомками другой древней системы, — южноаравийской, о которой мы рассказывали в главе «У колыбели алфавита». Более пятнадцати миллионов человек говорит на амхарском языке, и свыше двух миллионов — на языке тигринья, для записи которых употребляется эфиопское слоговое письмо, несколько отличное от средневековой разновидности этого силлабария.
Если в системах письма «индийской ветви» и в эфиопском силлабарии счет идет на миллионы людей,
Монское письмо (Бирма).
Кроме чисто фонетических письменностей, алфавитных и слоговых, на нашей планете сохранились и более архаичные системы письма. В Боливии и Перу индейцы аймара и кечуа пользуются иероглификой, восходящей еще ко временам до эпохи инков (см. главу «Иероглифы Нового Света»), хотя число лиц, по-настоящему владеющих искусством письма, крайне мало. Зато численность людей, которые знают китайскую и японскую иероглифику, исчисляется миллионами.
В китайском письме — около 50 000 иероглифов, причем 10 000 из них употребляются весьма часто. Представьте теперь пишущую машинку с иероглифическим шрифтом, типографский шрифт с десятком тысяч разных литер. А как передавать текст телеграммы? Словом, громоздкость и сложность подобной системы письма очевидна. Вполне попятно, что не раз и не два делались попытки реформировать китайское письмо, сделать его фонетическим. (Ведь принципы такого письма стали известны в Китае очень давно, с тех пор как в стране появились буддийские миссионеры, владевшие слоговым письмом). И все-таки в КНР и по сей день пользуются иероглифами, а не буквами. Перевод китайской иероглифики в буквенное письмо практически сделал бы неграмотным все население страны. Китайцы не в состоянии переписать заново всю литературу, доставшуюся им в наследие от прошлого.
По и это еще — полбеды. Если китайцы начнут писать буквами, то житель Кантона не станет понимать написанного в Пекине или Шанхае. До тех пор пока не будет создан единый китайский литературный язык, отказ от иероглифики преждевременен.
В начало 1958 года на Всекитайском собрании народных представителей был принят и введен в жизнь единый китайский алфавит, базирующийся на буквах латинского (до той поры существовало несколько различных систем транскрипции китайских слов, как латиницей, так и условными значками — иероглифами). Этот новый алфавит стал широко применяться в торговой рекламе, на почте, телеграфе, на всех видах транспорта; было введено его обязательное изучение в школах и вузах. Предполагалось, что с ходом лет, благодаря радиовещанию, кино, телевидению, а также написанию книг, где рядом с иероглифами будет дана их фонетическая транскрипция, вырабатывается единый китайский литературно-разговорный язык. Л после этого можно будет переходить к буквенному письму.
Но вскоре в это ценное и оправданное начинание вмешались чисто социальные факторы: началась пресловутая «культурная революция». В ходе ее все первоначальные достижения были сведены на нет. Вместо того, чтобы унифицировать письмо и язык, «культурная революция», наряду с другими печальными для китайского народа последствиями, привела к тому, что люди стали забывать «старое» иероглифическое
Понятно, что реформа китайской иероглифики — дело необходимое, хотя и сложное. Но и в целом ряде алфавитных письменностей огромное число слов превратилось в настоящие «иероглифы», ибо они пишутся совсем не так, как произносятся.
Шутка: «Англичане пишут „Лондон“, а читают „Константинополь“», — широко известна. Но вот другая шутка — более остроумная и более точно отражающая парадоксы английской орфографии (автором ее является Бернард Шоу). Как читать слово «ghotio»? Ответ — «Фиш» (т. е. «рыба»). Почему? Сочетание первых двух букв — «джи»-«эйч» следует читать как «ф» (ведь именно так читается это сочетание в английском слове «enough». Гласную «о» надо читать как «и» (ведь читаем же мы ее как «и» в слове «women». Троицу букв — «ти» + «аи» + «оу» следует читать как «ш» (ибо мы читаем именно так эту троицу в словах «revolution», «sensation» и т. п.). В итоге получается: ghotio = «фиш»!
Огромные трудности возникают у англичан при транскрипции «чужих» слов и имен. В особенности, если последние также написаны в устаревшей орфографии. Такова, например, слоговая письменность тибетцев. Слово «рис» в ней пишется «брас», но читается «де». Название центральной провинции Тибета пишется «Дбус», читается же как «У» или «Уй». В текстах, написанных тибетскими слоговыми знаками, почти половина знаков не читается — они «лишние». Или же эти знаки читаются не так, как пишутся. Представьте себе, какой ералаш происходит, когда англичане с их чудовищной орфографией пытаются записать имена и слова тибетцев!
Впрочем, транскрибировать тибетские слова «классическим» латинским алфавитом также задача непростая. Насчитывается около тридцати (!) способов такой транскрипции. А к ним надо добавить еще и несколько вариантов записи тибетских слов русскими буквами. Вот почему тибетская транскрипция справедливо признается «одной из невозможнейших вещей в мире».
«Чудовища» английской, тибетской и других орфографий — пережитки, своего рода «живые ископаемые». В принципе, их возможно устранить путем реформы. Причем реформы, так сказать, «внутренней» — не отказываясь от сложившейся системы письма, упростить написания, приблизить орфографию к нормам «живой» разговорной речи. Подобная реформа была проведена в нашем письме Петром I. Он приблизил начертание букв к латинским и изменил состав алфавита так, чтобы тот лучше соответствовал русской речи, а также «изъял» ряд букв, дублировавших сочетания уже имеющихся в алфавите букв. Вторая реформа, проведенная в 1917–1918 гг., коснулась как орфографии, таи и самого состава русской азбуки. В 1964 году были опубликованы «Предложения по усовершенствованию русской орфографии», касающиеся написания отдельных слов, которые в современной русской грамоте пишутся не так, как произносятся.
Дискуссия о новой реформе письма еще не завершилась. Но и две прошедшие реформы, и предлагаемая третья, по существу, не вносят коренных изменений в наше письмо, его основы остаются. Если же провести радикальную реформу английской письменности, приблизить ее как можно ближе к «живому» произношению, то окажется, что облик любого английского слова изменится до неузнаваемости. Богатейшая литература всех предшествующих эпох стапет столь же непонятной, как стала бы непонятной китайская литература, перепиши мы ее фонетическими знаками. Чтобы переиздать ее заново, в новой «фонетической» орфографии, потребовались бы десятки лет и колоссальные затраты. Всякому культурному человеку в Англии, США, Австралии, Канаде и других странах английского языка потребовалось бы учиться заново, чтобы знать две письменности, две орфографии (а практически — два языка) — старую, «историческую», «традиционную» — и новую, «правильную», «фонетическую». Именно эти причины, а не «британский консерватизм», мешают осуществить реформу английской письменности.